Абарат. Абсолютная полночь

Баркер Клайв

— Приятно слышать. Эдди, убери нож. Теперь мы знаем, что ему можно доверять.

— Мне? — переспросил Газза. — Ну разумеется. Целиком и полностью. Я весь ваш.

Он посмотрел на нее бледно-желтыми глазами с синей радужкой, и от этого ее сердце начало биться сильнее.

Глава 36

Покров теней

Несмотря на течение, тормозящее «Крейматтазамар», возвращавший Бабулю Ветошь и ее спутников назад, на остров Полуночи, быстрее любого другого корабля в Абарате, и несмотря на скорость, с которой она перешла из гавани в круглую комнату на вершине Башни Иглы, покров теней расплода уже начал распространяться от пирамид во всех направлениях.

Жажда крови расплода, вырвавшегося

на свободу ради смертоносных деяний, была столь глубока, что когда путь в небо заблокировали их собратья, они набросились друг на друга в своей бесконечной жестокости. Скоро пространство вокруг выходов из пирамид покрылось останками слабых и невезучих, погибших прежде, чем они увидели звездный свет, который были рождены затмить.

Но погибель закладывалась в них с самого начала. Они делали то, на что были запрограммированы. Они поднимались в воздух и разлетались по всему небу. Они отправлялись на восток, закрывая небо над Балаганиумом; на юго-восток, покрывая пустоши Гномона, в центре которого стоял Великий Зиккурат; и на северо-восток, к Окалине, где надвигающаяся тьма побудила гору Галигали воспламенить в своем чреве огонь и выбросить в беззвездное небо потоки жидкого камня. На севере они закрыли Пайон, но огни Коммексо светили так ярко, что апокалиптический эффект расплода там не ощущался. В других частях острова, в местах, далеких от цивилизации Пикслера, крестьяне сочли, что затмение звезд — всего лишь очередное шоу великого архитектора, и решили, наконец, оставить свою независимость, променяв ее на яркие улицы Коммексо, чтобы влиться в ряды попрошаек. Продвижение расплода на север закрыло небеса над Иджитом, где молнии, беспрестанно бившие из туч, стали еще яростнее, взбаламученные затмением небес. Наконец, облако расплода, устремившееся на запад, юго-запад и юг, закрыло луну и звезды над небесами острова Простофиль и Вздора, лишая яркого дневного солнца Гномон, где жило множество оракулов, способных предвидеть близящуюся катастрофу.

Независимо от своего самомнения, которое заставляло большинство из них молчать, некоторые имели глупость поделиться видениями. В течение часа все они оказались мертвы. Остальные, быстро смекнув, что раскрывать такое будущее смертельно опасно, держали свое знание при себе или покинули Гномон, решив, что говорить о приближающемся апокалипсисе безопаснее в каком-нибудь другом месте. Но куда бы они не отправились: некоторые — на Веббу Гаснущий День, надеясь поговорить с Советом, другие — на Изиль или дальше, — это не изменило их будущего. Те, кто рассказывал о своих страхах, были убиты за час, а остальные могли выбирать, жить ли им в молчаливом ожидании конца света или покончить с собой до его наступления.

Таким образом, тайна Абсолютной Полночи была надежно скрыта. А когда в миллионах своих обличий появился расплод, шум их бесчисленных крыльев не походил ни на один звук, что слышали здесь прежде или услышат когда-либо еще. Они разлетались во все стороны, закрывая небо пеленой. Однако препятствием свету были не только их тела и крылья. Из своих желудков они выделяли густой расплодный сок, который превращался в плотную, жесткую, подобную раковине субстанцию, застывавшую в течение нескольких секунд. Поколение за поколением они настраивали себя на то, что однажды, оказавшись над водой и землей, полностью опустошат свои мешки с соком. Последствия? Все они станут беспомощными пленниками своих выделений; бесчисленные миллионы их насекомых мозгов слишком примитивны, чтобы понять — приказ избавиться от сока будет первым и последним действием, которое они выполнят в мире за пределами своих ульев.

Временами Бабуля Ветошь с трудом верила, что такое невероятное количество живых существ, сколь примитивным не было бы их мышление, слепо сделает то, на что запрограммировано. Тогда она отправлялась в тайное святилище, о котором никогда не говорила вслух. Оно называлось Заэль Маз'ир, и оттуда проистекали все ее темные благословения. Она купалась в них долгие годы, и когда придет время, то с радостью

заплатит за это свою цену. Но пока ей было приятно слышать, как самые разные существа в панике взывали друг к другу, глядя в небо, по которому распространялась смертоносная тьма, стирая звезду за звездой, затмевая луны и поглощая солнца. Исчезли даже созвездия. Все звезды гасли, как свечи в ураган.

Люди молились божествам своих Часов, но гораздо больше молитв возносилось не богам и святым, а вездесущей силе, что даровала счастье в Абарате — Улыбчивому мальчику, Малышу Коммексо. Он был спасителем для тех бесчисленных, парализованных страхом душ, что обращались к нему, видя надвигавшийся саван тьмы, чьи слои из живого расплода и их расплодного сока покрывали некоторые места в два-три слоя. Скоро в полной темноте оказался Вздор. За ним последовал остров Простофиль, Алисина вершина — один из Наиболее Выдающихся Утесов, — остров Частного Случая, остров Черного Яйца, Хафук, Шлем Орландо, Хлюстмазурик…

На островах, которые только начинали погружаться во тьму, усиливались крики ужаса и паники. Но на тех, что пали под тень расплода первыми, вопли страха сменялись новыми и вполне конкретными речами: обвинительными. Кто это сделал и почему? Почему?Кто-то должен был ответить за такое преступление, и в некоторых местах уже начались суды. От острова к острову, от Часа к Часу люди искали тех, кто был чем-то на них непохож, и за одни эти отличия обвиняли их в происходящем. Обычно эти странности были весьма просты — заячья губа, косой глаз, тик, заикание, — но все, что имело значение, это обвиняющие голоса, возбуждавшие толпу и заставлявшие ее поверить, будто эти несчастные каким-то образом несли ответственность за наступивший ужас.

Бабуля Ветошь наблюдала за этими сценами с жадным удовольствием. Ей передавали их Сумеречницы, швеи, чьи глаза были достаточно остры, чтобы пронзать самую густую тьму. На Гномоне толпа из трех сотен человек зажгла костры, чтобы озарить ими древнее судилище, где, охваченная массовым безумием, начала разбираться с теми, кого решила обвинить в гибели света.

Предводителем этой толпы был невысокий человечек с примесью крови скизмутов. Его звали Дайер Мер, и он назначил себя председателем суда, проходящего среди деревьев. Он велел пленникам толпы — двум сестрам Джуп и Намене Чантамик и бывшему налоговому инспектору Теополису Калапао, — признать свою вину. Обе сестры плакали и не могли сказать ничего внятного, поэтому выступать перед толпой выпало Теополису.

Все здесь его знают,напомнил он. Разве они не уважали его за то, как он делает свою работу? Разве он не обладал чувством справедливости? Откуда ему знать о чудовищных силах, затмивших небеса? Он — жертва этой катастрофы, как и все остальные. Увы, налоговый инспектор Теополис заикался, и чем яснее он понимал, что в споре со своими обвинителями ему не победить, тем сильнее было заикание, и в итоге слов в его собственную защиту, какими бы разумными они ни были, стало вообще не разобрать.

Толпа не слушала. Смерть Теополиса и сестер была скорой.

— Виновные мертвы, — заявил Дайер Мер, — и скоро их заклятье рассеется. Конечно, если среди нас нет зачинщиков, которых мы еще не обнаружили.

К тому времени тьма достигла восточных границ Абарата, расширяясь на север и на юг. Казалось, Абарат превратился в огромный гроб, а расплод стал его крышкой. Но когда Бабуля Ветошь обращала свой взор к пирамидам, она видела, что из ульев продолжает вылетать расплод, извиваясь, словно черная змея; число особей не уменьшалось, и они взлетали ввысь, закрывая последний свет с такой мощной целеустремленностью и столь великим голодом, что ничуть не заботились о своих собратьях, появившихся часом ранее и уже образовавших свод из тел и застывающего сока. Все, что имело значение — цель, к которой они стремились. К любому другому событию, даже к страданиям собственного вида (которые они вскорости должны были разделить), они были слепы, как абаратцы на островах внизу.