Абдул Аль-Хазред, скиталец пустошей Багдада
Шрифт:
Спину не согнет…
Или дно познает
У песчаных вод.
Я забыл о прошлом,
Все уже забыл,
О презренном, пошлом,
Тем, каким я был.
Не гадаю больше:
Жить или не жить.
В полумраке ночи
Вынужден я гнить.
Глава 3. Дитя
Он очнулся горе – видя:
На обугленных телах,
На угасшей жизни прыти,
На кострах и на костях;
Как
Избежать судьбы такой:
И не мертвый понимает,
Что остался он живой.
Но печаль – не есть награда
Нужно дальше продолжать
Через дальний путь заката
Устали не зная гнать
И нести на пиках чести
Душу резвую свою,
Воздавая, не без лести,
Небосводу похвалу.
***
Братья вы, о, неживые,
Помяните этот миг,
Как один из тех, что были
Будто солнца ясный блик.
Взял Абдул накидку где – то
Обгоревшую и в саже -
Все равно не станет это
Мне вменяться больше кражей.
Все забыто, все убито
За спиною позади,
Темной мантией накрыто
И утрачено в пути.
Я теперь не вор Багдада, -
Ангелочек мне помог,
Запретив пучине ада
Дух забрать в ужасный лог.
Я очищен, я спокоен,
И от ночи отлучен.
Телом я не упокоен,
Что теперь мне вечный сон?!
Угли таяли краснея,
Поднимался яркий дым,
Ветерок печально вея
Слился с облаком густым.
Роща высится на горке:
Все – травинки да кусты,
Что иссушены и колки
И страдают без воды.
Весь Багдад – ужасный рок,
Тьма к нему ведет дорог.
Хочешь ты или не хочет,
Но пройди его, сынок!
***
Запахнувшись и покрепче
Прижимая руки к телу,
Вор, забыв молитвы речи,
Потерял былую веру.
Где она, о, где она -
Неземная красота?
Та далекая страна,
Где судьбы моей врата?
Где зарею небо пишет
Удивительно узоры,
Синева тихонько дышит
Взор бросая через горы
На луга и на поля,
Бесконечные долины,
Где красуется земля
Всею зеленью равнины,
Где цветы и соловьи -
Вечные друзья рассвета, -
Танцы пестрые свои
Совершают в зное лета.
Где покой и нет тоски,
Где кузнечики звенят;
Множа грозные полки
Тучи вечером летят.
***
Он идет по горькой
Ноги плавают в грязи,
Все теснее… Ближе, ближе
Сонный путник до красы
Добирается Багдада,
Чуя мрачную тревогу:
Перед зноем будто ада
Он стоит, отдавшись року.
Заподозрят ли его,
Что сбежавший – он преступник
Или купятся легко,
Что уставший мирный путник?
И Абдул от мыслей тех
Опустивши капюшон
Побежал и без помех
Хлипкий одолел заслон
Да преграду, что к Багдаду
Заслоняла брешь – проход,
Выводивший сразу к саду
Не ходил, где уж народ.
"Я убить поклялся многих -
Я их право и убью!
Все уже давно жестоки:
Стал народ под стать зверью -
Нету помощи делами,
Нету даже на словах -
И с такими – то долгами
Их прощает все ж Аллах.
Но всевидящее небо
Не капризно и не слепо, -
За грехи осудит вас:
Будет день и грянет час -
Принесет, шагами меря
Громогласные потери,
На себе и на горбе
Ишака – степи ублюдка,
По извилистой тропе.
Станет судьбам вашим жутко."
Через ветви и кустарник
Пробирался наглый вор,
Он когда – то был "начальник"
Этих давящих простор.
Тут его деньки хмельные
Проносились в суете,
Да и горести больные
Тоже в этой шли среде.
Непокорный он когда – то
Наблюдал за блудом тут,
Как в чащобу для разврата
Люди разные идут.
Ненавидел вор богатых,
Не любил и презирал,
Ведь за спинами у знатных
Припасен большой кинжал.
Это помнил он и чтил,
Как обычай воровской.
С этой горечью он жил
И таскал ее с собой.
Утомленный той дорогой,
Что вела от места гнили
До дыры в стене высокой,
Вор глотнул немало пыли.
Забинтованный калека
Приодевшись, но босой,
Стал похож на человека,
Хоть и был слегка хромой.
Он отчаянно пытался
Добрести за тот денек
До ночлега, но остался,
Где – то в зарослях прилег.
Как гудели ноги больно!
Как ломало сильно руку!
Вор – кошмары беспокойно
Наблюдал во сне. Испугу
Дух его предался снова.
И Абдул во тьме листвы
Грезил: будто бы оковы
Тело тянут до крови,
Надрывая и пугая
Той реальностью – другой,
Что иссякнет кровь густая,
Ставшая рябой слюдой.
Унесенный серой дымкой,