Аберистуит, любовь моя
Шрифт:
– Я полагаю, в каком-то смысле мы все на крючке. – Опять брызнул смех.
Я переждал и сказал:
– Так вы сюда ходите частенько?
– О да, каждый день. Ты нас не видел?
– Нет.
– Это многое объясняет.
– Объясняет что?
– Почему ты ничего не понимаешь.
Они все уставились на меня с диким блеском безумия в глазах, измеряя эффект, произведенный словами брата Гилберта. Девушка из шоу прошла где-то между нами и авансценой, и на миг мне показалось,
– Ее пока нет, – со знанием дела сказал брат Гилберт.
– Кого нет?
На долю секунды повисла пауза, и братство снова расхохоталось. На этот раз они смеялись, себя не помня. По щекам их струились слезы, они хлопали себя по ляжкам. Чуть только смех притухал, как кто-нибудь из братьев повторял одно слово – «кого?» – и все начиналось заново.
– У вас, кажется, очень сходное чувство юмора.
– Это потому, что мы члены одного братства.
– Мы, пятеро, едины в своих мыслях, – добавил брат Билл.
– До некоторой степени как муравьиная колония, – объяснил брат Гилберт. – Нас объединяет страдание.
– Мне жаль это слышать.
– О нет, – воскликнул Гилберт, – мы не нуждаемся в твоем сочувствии. Теперь ты – один из нас!
Я на миг растерялся. И снова они уставились на меня, как собаки на витрину мясной лавки.
– Я? Почему?
Гилберт наклонился поближе, и его примеру последовали остальные. В голосе у него зазвучали приторные конспиративные нотки:
– То есть ты не знаешь?
Я понизил голос:
– Нет, а что?
– Мы – Анонимные Мивануиманы!
Братья глядели на меня круглыми глазами, как детишки на лагерный костер.
– Мы тоже сидели на передних местах, как ты, – сказал брат Гилберт.
– Но прошли те времена, – с тоской добавил брат Фрэнк. – Прошли давным-давно. Настала очередь других фаворитов.
– Теперь мы сидим здесь и ждем, когда снова подойдет наш черед выбраться на солнышко, – сказал брат Билл.
– Я никогда не слыхал о вашей организации.
– Мало кто слышал, – возбужденно прошелестел брат Гилберт. – Можешь вступить, если хочешь!
– С чего бы я вступал в вашу банду неудачников?
Братья печально посмотрели на меня. Не с возмущением, а с каким-то раздражающим пониманием – так святые взирают на слабости человеческие.
– Ах, братец Луи, ты все еще на стадии отрицания.
– Только не надо, пожалуйста, дешевого трактирного психоанализа, – заорал я.
– Пожалуйста, не волнуйся, – сказал Билл. – Долгое время я был таким же, как ты.
– Слушай, я не такой, как ты, о'кей? Я – хороший друг Мивануи. – Прозвучало убого.
Они молча понимающе переглянулись, но ничего не сказали.
– И
Я бешено озирался по сторонам, едва ли не провоцируя братьев сказать мне хоть слово поперек. Но встречал лишь бездонный кладезь сострадания и понимания.
– Все в порядке, Луи, мы понимаем.
– Нет, не понимаете.
– Понимаем. Это все ошибка. Не беспокойся, нет нужды расстраиваться.
– Я не расстраиваюсь! – А потом, ощутив надрыв в своем голосе, я повторил еще раз, уже сдержаннее: – Я не расстраиваюсь.
– Само собой. Но одно ты должен знать. Мивануи не подойдет к тебе поговорить – девочки сюда не заходят.
На этот раз брат Билл схватил меня за плечо с неожиданной горячностью".
– Но это не означает, что у тебя нет никаких шансов. Шанс есть у всех.
– Да неужели? – фыркнул я. – Ты так думаешь? У всех есть шанс – так-таки у всех? Даже у старого брата Как-его-там, который сейчас сидит и пускает слюни в кружку?
Они оглянулись и грустно поглядели на старика в конце стола. Он отчаянно пытался уследить за беседой, но было очевидно, что слух его подводит: он сидел, трясясь всем телом, и вымучивал из себя смех, когда смеялись остальные.
– Это брат Тобиас, и у него шансы не хуже, чем у прочих. – Теплота исчезла из голоса брата Гилберта.
Брат Билл наклонился ко мне:
– Не стоит так говорить о братьях. Не стоит проявлять неуважение.
– Так наберитесь мудрости и узрите истину. Брату Тобиасу не светит ни единого шанса с Мивануи, как и вам всем.
Брат Фрэнк грохнул по столу кулаком и аж возопил от моей ереси:
– Нет! Нет! Нет! Это неправда! Шанс есть у всех!
– Ибо Мивануи так добра и чиста.
– Ты так думаешь? – фыркнул я.
– Я могу доказать!
– Да ты что! И как же? – Ах, зачем я только спросил…
Брат Фрэнк вплотную придвинулся ко мне, и глаза его увлажнились от гнева.
– Потому что… потому что она пошла даже с этим школьником-калекой!
– При том, что у нее мог быть любой мужчина Уэльса, – добавил Гилберт.
Я сидел там и понимал, что мой желудок только что упал в ботинки. Несколько секунд я не мог говорить, пока наконец не выдавил из себя:
– Чт… что вы сказали?
– Мальчишка-калека. Сухоногий. Тот, что погиб. Они были любовники.
– Ты имеешь в виду Дая Мозгли?