Аберистуит, любовь моя
Шрифт:
– Да! – не унимался брат Гилберт. – Его!
– Боже правый… – наконец произнес я.
Я сидел, не в силах ни пошевелиться, ни заговорить.
Двадцать минут спустя пришла Бьянка и сказала мне, что Мивануи поехала в больницу. Эванс-Башмак был мертв.
Глава 13
Снаружи лил дождь, и улицы, блестящие и стеклянистые, были по большей части пустынны, когда я несся по Грейт-Даркгейт-стрит в больницу. Сердце мое колотилось, во рту пересохло от страха; новость о том, что Эванс-Башмак мертв, не значила ничего,
– Вы куда?
– А что – закон запрещает посещать больных?
– Часы посещений еще не начались – приходите утром.
Еще одна фигура выступила из тени. Ллинос. Он, как обычно, был мне не рад.
– Твоя мамаша что, путалась со стервятником?
– Ты это к чему?
– Не успею я найти труп, как ты уже нарисовался.
– Я мог бы сказать то же самое о тебе.
– Мог бы, но после этого тебе пришлось бы сходить к дантисту. Что тебе надо?
Я понял, что Ллинос меня ни за что не впустит, и решил пуститься во все тяжкие – сказать правду.
– Мне нужно повидать Мивануи.
Он явно не привык к такому обращению.
– С чего ты взял, что она здесь?
– Один человек сказал мне, что нашли Эванса и она поехала в морг. Мне входить нет нужды, дела у меня с ней, а не с Эвансом-Башмаком. Не могли бы вы ей передать, что я тут, – я подожду в машине.
Второй полицейский засмеялся:
– Ой, ну какая прелесть! Не могли бы мы ей передать…
Ллинос оборвал его нетерпеливым жестом. Затем посмотрел на меня:
– В машине? – Я кивнул. – О'кей, это мы можем. Я ей дам знать.
Я прождал в машине примерно полчаса, слушая ритмичное подвывание «дворников». Наконец я увидел, как мимо припаркованных машин в мою сторону идет Мивануи. Я мигнул фарами. Она забралась в салон; мы оказались в почти идеальной темноте, но я не глядя мог сказать – она только что плакала.
– Мивануи…
– Молчи.
Салон заполнила такая тишина, что шорох любого движения казался громом.
– Мы не могли бы куда-нибудь поехать?
– Куда?
– Куда угодно, не важно. Прошу тебя.
Я завел двигатель.
– Куда угодно, только бы подальше от Аберистуита.
Со стороны моря стеной наваливался дождь. Выехав с больничной парковки, я свернул направо, вверх по склону Пенглайс-хилл и дальше во мглу пейзажа. Мивануи рассказала мне про Эванса. Его нашел днем мужчина, который выгуливал собаку. Та побежала за палкой, а вернулась с пальцем. Тело кое-как зарыли под кустами утесника, но замаскировать могилу особенно не старались. Кто-то изуродовал его и удалил отпечатки старым испытанным способом – погрузив пальцы в смесь аккумуляторной кислоты и местного сыра. Даже после того, как паталого-анатомы закончили свою работу, полиция могла надеяться только на опознание.
Мы приехали к трейлеру. Не стоило открывать его местоположение Мивануи, но мне было наплевать. На парковке было
– Ты, видимо, расскажешь мне о Мозгли.
Она бросила кости. Четверка и пятерка; для начала нужно шесть.
– В смысле?
Я выбросил шесть и единичку и начал свое путешествие по игровому полю. Сколько еще людей, молодоженов в медовый месяц, молодых семей в отпуске, пускались в то же путешествие, когда налетевший с моря дождь колотил по фанерным крышам их коробчонок на колесах? Семей, которые ехали два-три часа, изредка останавливаясь, чтобы дать детишкам протошниться, ехали сюда, в царство утесника и песчаного тростника, дюн и бинго, рыбы и жареной картошки.
– Твой кузен погиб, Мивануи. Тебе не кажется, что пора перестать играть в игры?
Она принялась трясти кости. Те перекатывались в стаканчике с глухим клацаньем.
– Я не играю в игры.
– Ты не все мне рассказала. – Клац-клац, тройка и четверка.
– Я тебе рассказала все, что знаю. – Шестерка-дубль. – О-оо!
Я не дал ей передвинуть фишки – накрыл их ладонью.
– Ты умолчала, что вы с Мозгли были любовниками. Я застал ее врасплох, и она закусила губу.
– Не были.
– Я слышал другое.
– Ну, значит, тот, кто тебе это сказал, – врун. Мы не были любовниками. В смысле, мы… ну… этим не занимались.
– А чем вы занимались?
– Ничем. Честно.
– Почему же ты мне об этом не сказала?
– Это не то, что ты думаешь.
– Почем тебе знать, что я думаю.
– Мы не были любовниками, он просто на меня западал. Он еще в школе всю дорогу на меня западал; да и остальные мальчишки, почти все. Разве это криминал?
– Нет, – мягко согласился я, – но убийство – это криминал, и теперь придется рассказать все.
Клац-клац, пятерка-дубль. Мивануи помолчала.
– Это началось вскоре после того, как я пошла работать в «Мулен». Когда он об этом узнал, то очень расстроился. Как-то вечером пришел туда, но его не пустили. Он встал снаружи и ждал. В тот вечер я уходила с джентльменом, уже садилась в машину, когда увидела Мозгли. Он стоял на крыльце «Одежного Спаса» и таращился на меня, как на привидение. На следующую ночь он там снова ошивался. И на следующую. Это как в традицию вошло: приходит, пытается пробраться в клуб, его не пускают, и остаток вечера он караулит снаружи. Сперва его вышибалы пытались отпугнуть. Но ему, похоже, было до лампочки. Думаю, понимал, что они не станут связываться с бедолагой-задохликом. Когда шел дождь, он стоял под дождем, промокал насквозь и даже не дрожал. В конце концов босс попросил меня с ним поговорить – я так и сделала.