Абонент вне сети
Шрифт:
– Я думаю, что через полгода потяну для него памятник, – сказала Марина, когда мы коцали каблуками по гулкому двору.
Я подумал, что она предложит войти в долю, и ошибся.
– Еще не решила, как он должен выглядеть, – продолжала Марина. – Но уж точно не голуби и солнце.
– Я бы написал эпитафию «Не пытайтесь это повторить». Ты его давно видела?
– Недели полторы назад.
– И что?
– Он оставался ночевать, – она сказала это с вызовом. У нее было красивое лицо, чуть скошенное из-за родовой травмы. Когда-то она этого стеснялась, а сейчас рассматривала как часть своего неповторимого
– Он что-нибудь говорил про дела?
– Про деньги Даниил вообще никогда не говорил. Когда они были, он о них и не думал, по-моему. Когда их не было, он что-нибудь изобретал – и они появлялись. Он подарил мне серьги из лазурита. У меня есть коктейльное платье такого же цвета.
Во двор вкатилась колоритная дородная фигура. Это был он, Борис Павлович Коган, король джазовой сцены семидесятых, талант которого столь губительным образом сочетался с расточительными нравами. Стоптанные башмаки, зажеванные брюки, распахнутное пальто с одной пуговицей. Пальто было немецкого производства и баснословной цены, что переводило его обладателя в глазах окружающих из разряда махровых пропойц в эксцентричные миллионеры. Вещь попала в жизнь маэстро самым романтичным образом: он проснулся в ней после ресторана. «Егор-джан, посмотри, пожалуйста, в табло моего лица», – говорил он мне, когда хотел изречь что-то важное, и я в очередной раз понимал, что в русском языке главное – оттенки. А однажды я, он и моя подруга попали под уличную раздачу брошюр серии «Иисус – это ответ». «Это вам, девушка, это вам, молодой человек, – юная активистка скользнула ясным взором по вышеупомянутому лицу, – а вам, дедушка, это уже не поможет». Если лик музыканта действительно отражал все выпавшие на его долю излишества, то не завидовать Когану было нельзя.
– Палыч! – взвыл от восторга Серж, который недолго брал у него уроки игры на бас-гитаре, но бросил на полутоновых гаммах.
– Раздолбай, – хрипло приветствовал его Коган, – мудозвон и марамой. Почему не звонишь папе? Папа скоро умрет.
Не дожидаясь ответа, Коган протянул внушительную ладонь мне.
– Здорово, Егорушка, – молвил он, а потом приветствовал всех присутствующих: – Доброго здоровьичка.
Маэстро никогда не сидел в тюрьме, но в это не верилось. Особенно после того, как он доставал «Беломор», продувал и прикуривал его специфическим образом.
Подошла Лика, и я познакомил ее с Палычем. Спустя секунду девушка исчезла в объятиях музыканта.
– Сука, – громко сказал Коган. – Какая сука его убила?
– Отпевать придется в крематории, – Лика, как мастер айкидо, снова вывернулась из удушающего приема. – Попа на месте нет, и мобильник его не отвечает. Пойдемте выносить.
Она провела нас в комнату, где стояли три закрытых гроба. У одного из них дежурил Коля – чтобы не перепутать.
– Берите, – скомандовала Лика.
Гроб выносили я, Тихонов, Пухов и Булкин. Автобус «пазик» с тонированными стеклами, на котором Дэну предстояло совершить последний переезд, точно соответствовал термину «катафалк». Вокруг гроба в задней части салона присели только я, Марина и Булкин. Остальные скорбящие распределились по автомобилям. Лика на всякий случай отдала мне свидетельство о смерти.
– Как жизнь? – спросил я Гришу, когда автобус тронулся. В этом случае на праздный вопрос можно было ожидать нестандартный ответ, поскольку
– А ты не знаешь? – ответил Булкин. Из-за веснушек и взлохмаченной рыжей шевелюры он выглядел моложе своих тридцати лет.
– Нет.
После школы мы были не разлей водой, но сейчас, встречая его на улице, я соображал, как уклониться от продолжения.
– Присел я на полгода, – Гриша посмотрел в окно. – Месяц назад выпустили под подписку, через две недели суд.
Мне действительно никто об этом не говорил. Хотя я помню наш общий сбор через час после того, как Гришу забрали в милицию за кражу бутылки водки. Это было десять лет назад.
– Что случилось? – Я не стал изображать участие.
– Пантелеич, падла, слил.
– А что вы сделали?
– С банкоматами работали.
Булочника порывало рассказать, но смущала Марина, в задумчивости склонившаяся над гробом. Однако тщеславие взяло верх.
– Тема простая, как помидор, – в Гришиных руках возникли четки. – Берешь скотч и заклеиваешь им отверстие, через которое банкомат выдает деньги. Только не прямо снаружи, а за задвижкой, изнутри как бы. Подходит лох, скидывает с карты бабло, но деньги ему не вываливаются. Лента не дает. Лох либо думает, что операция не прошла, берет карту и уходит, либо начинает париться, искать помощников. Как только он отойдет, снимаешь скотч, забираешь бабки – и привет.
Тема была популярна с появлением первых банкоматов в девяностые годы. Кто в этой теме лох – большой вопрос.
– А Пантелеич что? – Я не стал наступать Булкину на мозоли.
– Пантелеич – наркот, – презрительно сказал Гриша, хотя сам временами кололся героином. – Он с какими-то чертями обнес хату. Их замели, и этот чмырь раскололся на полную, чтобы паровозом не пойти. Хорошо, что он в «Крестах» перекинулся. У ментов сразу дело посыпалось, и я вышел. Теперь вряд ли посадят.
Я помнил Пантелеича по школе. Жизнерадостный перец на год старше нас, лучше всех играл в настольный теннис.
– Теперь будешь здоровье восстанавливать? – спросил я.
– Здоровья только прибавилось, – Булкин обнажил в улыбке подгнившие зубы. – Я же там не пил, не нюхал, почти не курил. Денег мама с братом подкидывали. А домой вернулся, смотрю: никто за полгода особо не поднялся, Пацик только «короллу» купил. Ничего не потерял, в общем.
– А чем заниматься будешь?
– Да я еще отдохнуть-то не успел, – он удивился, как будто я предложил ему все лето работать в «Макдоналдсе», и перевел тему: – Мариша, а ты как поживаешь?
– Продаю мебель, – неохотно ответила Крапивина. – И получаю второе высшее. На философском.
– Тоже дело, – кивнул Булкин и уставился в окно.
До крематория мы доехали без единого слова. Водитель подрулил к зданию с тыла, где морщинистый мужчина молча принял у меня папку с документами, выбрал из них нужные и исчез за стальной дверью. Вместо него появились четверо маленьких азиатов, которые с трудом вытащили гроб и уволокли в здание. Автобус развернулся и лихо рванул в сторону города: видимо, Лика оплатила дорогу только в один конец. Пройдя мимо бесконечно длинного колумбария, мы обнаружили всю нашу кучку, дымившую сигаретами перед главным входом.