Аборигены Прерии
Шрифт:
– Вы ведь местная, – помолчав, сказала корреспондентка. – Может быть, сможете мне объяснить, почему напавших на нас солдат никто даже не попытался разоружить? И демобилизовали их с карабинами, да вообще полностью экипированными. Хоть сразу в бой!
– Давно здесь живу, так что, наверное, действительно местная. А без оружия на Прерии легко погибнуть – очень уж мы по вкусу пришлись здешним зверушкам. Любят они нас кушать. В городской черте еще как-то можно обходиться без ствола, но их ведь, военных, по большей части по хуторам да фермам распределили.
– А еще об аборигенах хочу у вас спросить… Меня интересует не мнение горожан, в основном довольно пренебрежительное,
– Да как все живут. Растят детей и стараются их научить добру. Очень престижно отправить сына на Землю, в университет. Собственно, начиная с этого места, аборигены и поделились на разные группы. Одних зовут куркулями, потому что всяк из них превыше всего ставит интересы своей семьи, и эта-то семья и пытается решить все проблемы, объединяя свои усилия. Обычно отец с матерью, да детки – на то, чтобы прожить, у них сил хватает, а вот на что-то большее у такой команды силенок уже недостаточно. Поселяются эти люди деревеньками, потому что так и со школой проще, и с фельдшерским пунктом да и с другими проблемами вроде внешней изгороди или минных полей от хищников сподручней разбираться. Опять же ретранслятор, лавочка с солью и ружейным припасом – вот и сельцо встало.
Другие, которых голозадыми называют, объединяются в семьи не по родству, а, скажем, по профессии. Или потому, что рядом живут. Они сразу ставят большой дом и хозяйство ведут одно на всех. Так экономней. Скажем, на полсотни населения достаточно одного кухонного ножа, а детишек грамоте обучает кто-то из мамок. Тех же спутниковых средств связи им на всю толпу хватает одного-двух, потому что по жизни они между собой разговаривают по простеньким рациям. А все деньги у них на одном счету хранятся, а то, бывает, что на том же счету сидит и торговец, что им мыло привозит или ткани. Не редкость, если и ремонтная мастерская, откуда это семейство инструменты покупает, тоже на том же счете окажется.
Понятно, что людей алчных в таких группах не терпят – их место среди куркулей. Зато каждый сотый среди них имеет высшее образование. Это, если на всю планету считать, десятков семь образованных людей нынче набирается. А вот училища по специальностям у голозадых давненько уже свои имеются. Ветеринары, фельдшеры и растениеводы, почитай, с той поры, как метрополия нас оставила без помощи, тут собственной выпечки. Дипломы их центральная власть, ясное дело, не признает, ну да они в городе и не практикуют.
Реальные училища при мастерских работают, это по-земному ПТУ и колледж, кажется. Куркули тоже там обучаются, причем так же бесплатно, как и голозадые.
– Но это же несправедливо! – корреспондентка почувствовала нелогичность в описанной ситуации.
– Справедливость – понятие индивидуальное. Оно у каждого свое, – Делла даже улыбнулась от такой предсказуемой реакции. – А есть еще целесообразность. Всем же спокойнее, если у других дела нормально идут, потому что в противном случае все равно придется людей выручать. Как-то вы, милочка, постоянно забываете о реалиях. Людей на планете мало, а для налаживания разделения труда их нужно много. Без разделения труда этот самый труд низкопроизводителен и каждому приходится пахать, как папе Карло. Не мы это придумали.
– Сударыня. – Журналистка снова почуяла нелогичность. – Вы говорили, что не получили образования, а между тем демонстрируете осведомленность в непростых областях знаний.
– Дед меня воспитывал. Зануда из зануд. Он и набубнил мне всяких мудреностей про то, почему надо вести себя так, а не иначе. Ну да ничего, сейчас с ним с десяток беспризорников поселилось,
– А вот еще такой вопрос. – Чувствовалось, что журналистка соскучилась по интервью. – Если я захочу стать одной из тех, кого вы называете голозадыми, что мне для этого нужно сделать?
Делла посидела немного с закрытыми глазами, размышляя над вопросом, который никогда не возникал в ее голове. Вот вроде как получается, что достаточно перевести все свои средства на общий счет и получить к нему доступ. Перевести – это просто. А вот как с доступом решить вопрос – непонятно. Ей-то Ярн все оформил, еще когда она у него жила. А потом она переложила туда денежки, оставшиеся ей в наследство от бабушки Гали. Степку дядя Ляпа подключил по ее просьбе еще на Полигоне, когда они только-только поладили. А может быть, и раньше, еще во время ремонта убежища? Степан тогда со своего счета, куда ему отец подкидывал на карманные расходы, ничего не перекладывал – просто пользоваться перестал. И формального заработка с тех пор ни у него, ни у нее не было, пока муж не стал Представителем Президента. А до тех пор, получается, с формальной точки зрения они были нахлебниками, хотя трудились много и в средствах никогда не нуждались. Считай, за еду и одежду работали, а тратили сущие копейки.
Вот примерно это она своей собеседнице и рассказала, возможно, сбивчиво и бестолково, но как могла.
– Кажется, я догадалась. Это происходит тогда, когда ваше общество почует во мне своего человека, – сказала журналистка. – Если я справлюсь с порученной работой, то у меня появится шанс.
Вот такая картинка возникла в голове у этой красавицы. Что же – неглупая мысль. Может быть, даже верная.
– О школьном образовании хочу вас расспросить. Население разбросано по планете малыми группами, в каждом хуторе преподавателей по всем предметам не соберешь. Да и детвору с таких огромных пространств каждый день возить не будешь. А я слышала, что среднее образование здесь у всех имеется. Как эту-то проблему решили?
– Деток в школы тут отдают не всех в одном возрасте, а когда они уже в разум войдут. Одних в шесть лет, других в одиннадцать, хотя основная масса где-то к восьми знает письмо и счет, да и без нянек может обходиться. А вот тогда тоже по-разному бывает. Кто-то дома живет, сам разбирается и только на испытания приезжает в школу. Экстерны – они обычно самые толковые и въедливые.
Других сюда везут и у родни оставляют, чтобы они в городской школе обучались. А еще тут была пара домов, вроде интернатов, но попроще, в которых ребятня обитала. Я захаживала – дети там всех возрастов, вот и получалась как бы семья из неродных людей.
Потом еще настоящие школы-интернаты есть, особенно на юге, где поселки нефтяников. А лучшими считаются те, что в центральных областях – в Палкино, Плеткино и Розгино. В них обычно стараются чад своих отправить потому, что там образование классическое, даже с телесными наказаниями.
– Что, детей там бьют? – Корреспондентка чуть не подпрыгнула.
– Старшим могут и в бубен дать, а малышей порют культурно. Вот там классы всегда переполнены, потому что предки привыкли доверять старым, проверенным методам.