Ацтек. Том 2. Поверженные боги
Шрифт:
Возможно, восстановление Теночтитлана продвигалось бы быстрее, да и все подданные Мешико чувствовали бы себя лучше, не будь Мотекусома чуть ли не с самого момента восшествия своего на трон постоянно занят какой-нибудь войной, а то и несколькими войнами одновременно. Как я уже говорил, первый удар он нанес по Тлашкале — эта земля уже не раз подвергалась нашим нашествиям, но так и не покорилась Мешико. В этом выборе не было ничего удивительного. Каждый новый юй-тлатоани почти всегда начинал свое правление со своего рода «разминки», а Тлашкала подходила для этого как нельзя лучше: находилась под боком и была исконным врагом Мешико, хотя, честно говоря, ее окончательное завоевание дало бы нам не так уж и много. В то же время Мотекусома был первым нашим правителем, украсившим свою загородную усадьбу обширными садами; туда
— Причем, — пояснил странник, — дело не в том, что этот вождь желает один обладать диковиной. Из красного цветка получают ценное снадобье, позволяющее старому Сакиксу врачевать болезни сердца, не поддающиеся никакому другому лечению. Лечит он жителей всех окрестных земель, берет за это изрядную плату и не желает, чтобы у него появились соперники.
Говорят, услышав это, Мотекусома снисходительно усмехнулся и сказал:
— Если дело в простой жадности, то я предложу ему больше золота, чем он сможет заработать на своих деревьях за всю жизнь.
И Чтимый Глашатай действительно послал в Уаксьякак гонца, умевшего говорить на языке миштеков, с внушительным запасом золота и указанием купить, не торгуясь, одно из диковинных деревьев. Однако оказалось, что гордыня старого вождя превосходит его жадность. Посланец вернулся в Теночтитлан с запасом золота, не уменьшившимся ни на крупинку, и сообщением, что Сакикс надменно отказался расстаться даже с маленьким росточком. Тогда Мотекусома послал туда отряд воинов, уже без золота, а лишь с острыми кинжалами. Сакикс был убит, все его племя истреблено, а дерево с похожими на руки цветами вы и сейчас можете видеть в садах возле Куаунауака.
Впрочем, заботы Чтимого Глашатая не ограничивались только захватом новых земель. Когда он не строил честолюбивых планов и не старался развязать очередную войну или не руководил ею (а надо сказать, что командовал он не только из дворцов, а нередко и лично возглавляя свои армии), так вот, в оставшееся время он постоянно беспокоился по поводу Великой Пирамиды. Вам, господа писцы, может показаться, что я неудачно выразился, но именно так оно и было. Видите ли, нашему правителю казалось неправильным, что два раза в год, весной и осенью, когда длина дня равна длине ночи, в самый полдень, пирамида отбрасывала в одну сторону маленькую, едва заметную тень. А по мнению Мотекусомы, в эти дни храм не должен был отбрасывать вообще никакой тени. Поэтому Чтимый Глашатай полагал, что Великая Пирамида немного, может быть на ширину пальца или двух, отклонилась от правильного положения по отношению к тому, как движется Тонатиу на небосводе.
Надо вам сказать, что в таком положении Великая Пирамида благополучно просуществовала девятнадцать лет с момента ее освящения, а уж со дня ее закладки Мотекусомой-старшим и вовсе прошло больше столетия, и за все это время ни бог солнца, ни какой-либо другой бог не выказывали по сему поводу ни малейшего недовольства. А вот Мотекусому-младшего отклонение пирамиды от оси беспокоило очень сильно. Нередко он рассматривал величественное сооружение с таким хмурым видом, как будто прикидывал, не наподдать ли как следует ногой по одному из его углов, чтобы выровнять. Однако единственным способом исправить изначальную ошибку зодчего было снести Великую Пирамиду полностью, а потом выстроить ее заново, от самого основания и до вершины. Простым людям сама мысль об этом внушала ужас, но тем не менее вполне возможно, что Мотекусома именно так бы и поступил, не будь он постоянно занят множеством других проблем.
Примерно в это же время начали во множестве являться тревожные знамения и происходить странные события,
Однажды, это случилось ближе к концу года Первого Кролика, дворцовый паж прибежал ко мне с приказом немедленно предстать пред очами юй-тлатоани. Я упоминаю этот год, ибо на него выпало также и зловещее происшествие, о котором я расскажу позднее. В тронном зале мне опять пришлось выполнить ритуал троекратного целования земли, и Мотекусома не прервал меня, хотя нетерпеливо барабанил пальцами по колену, как бы желая, чтобы я завершил все побыстрее.
На этот раз Чтимый Глашатай принимал меня один, без советников, но в убранстве зала я заметил два новшества. По обе стороны от трона находилось по большому металлическому колесу, подвешенному на цепях и заключенному в резную деревянную раму. Одно колесо было из золота, а другое из серебра, причем каждый диск в три раза превышал диаметром боевой щит и на обоих красовались искусно выгравированные сцены триумфов Мотекусомы с пояснительными надписями. Один лишь вес ушедшего на их изготовление металла, не говоря уж об искусной работе, делал их стоимость огромной. Лишь впоследствии я узнал, что то были не просто украшения, а два гонга, в любой из которых Чтимый Глашатай мог ударить, не вставая с трона. При этом по всему дворцу разносился гул, причем звуки серебряного и золотого щитов различались: первый звук призывал главного управляющего, а второй — целый отряд вооруженной стражи.
Обойдясь без какого-либо приветствия, но с несколько меньшей холодностью, чем обычно, Мотекусома произнес:
— Воитель Микстли, знаком ли ты с землей и народами майя?
— Да, владыка Глашатай.
— Считаешь ли ты эти народы необычайно возбудимыми или склонными к фантазиям?
— Вовсе нет, мой господин. Напротив, большинство тамошних жителей флегматичны, как тапиры или ламантины.
— Таковы и многие жрецы, — указал правитель, — однако это не мешает им порой видеть важные знамения. Каковы майя в этом отношении?
— В отношении видений? Осмелюсь заметить, мой господин, что боги могут ниспослать видение даже самому вялому и напрочь лишенному воображения смертному, особенно если он поспособствует этому сам, отведав чего-нибудь наподобие грибов, которые называются «плоть богов». Хотя нынешние жалкие потомки некогда великих майя и на реальный-то мир вокруг себя почти не обращают внимания, какие уж тут фантазии. Может быть, если мой господин соблаговолит объяснить, о чем идет речь, я смогу более…
Из страны майя, не знаю уж, от какого народа или племени, прибыл гонец. Он стрелой промчался через город — Как видишь, вялым и апатичным его никак не назовешь, — и ненадолго остановился только для того, чтобы выдохнуть свое сообщение в уши стражам, охраняющим мой дворец. Прежде чем я узнал об этом, гонец уже умчался в направлении Тлапокана, так что задержать его и допросить толком не удалось. Видимо, майя разослали таких гонцов по всем землям, чтобы сообщить о явленном им на юге чуде. Там есть вдающийся в Северный океан полуостров под названием Юлуумиль Кутц. Ты знаешь о нем? Хорошо. Так вот, майя, живущие на тамошнем побережье, недавно были страшно напуганы, ибо у их берега появилось нечто совершенно невиданное. — Правитель выдержал паузу, желая меня заинтриговать, а потом продолжил: — Они увидели две диковинки. Нечто похожее на огромный дом, плывущий по морю. И еще что-то, скользящее по поверхности воды с помощью широко распростертых крыльев.
Я невольно улыбнулся, и он, бросив на меня недовольный взгляд, сказал:
— Ага, сейчас ты заявишь, что среди майя тоже встречаются безумцы.
— Нет, мой господин, — ответил я, по-прежнему продолжая улыбаться. — Но мне кажется, что я знаю, что они видели. Можно мне задать вопрос?
Он отрывисто кивнул.
— Они заметили две разные диковины — плывущий дом и крылатый предмет — или две одинаковые?
Мотекусома нахмурился еще пуще.
— Гонец убежал раньше, чем у него успели выспросить подробности. Однако он говорил именно о двух предметах. Я так понял, что один из них был плавающим домом, а другой — чудищем с крыльями. Так или иначе, эти диковинки, похоже, видели вдали от берега, так что, скорее всего, ни один наблюдатель не смог бы дать более точного описания. Да сколько можно ухмыляться? А ну объясняй немедленно!