Ад - удел живых
Шрифт:
— Витя, ты заметил? — пробормотал я, рассматривая останки. — Везде, где толпа упырей, обязательно есть такие «спринтеры». Как думаешь, случайно?
— Думаю, нет… — глухо ответил Бэтэр. — Не нравится мне все это…
— Какой страаашненький! — раздался за спиной удивленный девичий голос, я тут же обернулся.
В паре шагов за мной стояла Ксения, восхищенно глядевшая на лежащего монстра. В её глазах читался не только страх, но и ещё что-то, виденное мной ранее у женщин, совсем при других обстоятельствах… Грудь высоко поднималась при вдохе, щеки порозовели…
— Кто… Что это? — наконец, спросила она, переведя
— Хрен его маму знает… Монстр, пришелец! — ответил вместо меня Виктор. — Мы видели таких же на заправке и в Большом. Видела бегунов? Все они такие же были! Полузвери-полулюди.
— Я в интернете видела фотографии похожих, только думала, что это монтаж… — задумчиво сказала Ксюха, внимательно рассматривая когтистые руки упокоенного. — Ух ты, какой маникюрчик! А откуда они берутся?!
— Да откуда ж нам знать? — теперь уже я включился в разговор. — Может, это они и принесли заразу, скрываясь под масками людей!
— Хорошо бы найти того, кто знает… — сказала она. — Может, в городе кто-нибудь знает больше?
— Надеюсь… — ответил я. — Надоело это… непонимание.
Собрав испуганных сельчан вместе, я рассказал им о бандитах, собравшихся ехать на Рыбинск. В целом, ситуацию с эпидемией они уже знали, новостью стало только присутствие таких монстров, как батюшка из местной церкви. Вспомнив о нем, толпа зашумела, большинство неистово крестились, женщины снова запричитали, опасливо косясь на лежащие вповалку трупы. Дождавшись, когда плач и споры немного поутихли, я попрощался с несколькими из местных, в первую очередь с трактористом, невесть откуда доставшем старенькую двустволку.
Запрыгнув в машину, дал по рации команду двигаться, немного перестроившись, а когда деревня осталась позади, крепко задумался.
Ксюха… Что-то с ней было не так. Ещё дома, в Бороке, меня удивила её беззаботная веселость. После того, что произошло по дороге из города в деревню, никто из нас не остался без шрама в душе. Даже Бэтэр, повидавший в жизни намного больше меня жестокости и крови, ожив после встречи с Мариной, от чего в его глазах снова зажглась искра, и то, выглядел подавленным. Матвеич ходил бледный как снег, избегая меня и Виктора, лицо Игоря стало старше на десяток лет. Только Ксюха вела себя так, словно вокруг нас не конец света, а какой-то карнавал. Недавняя стрельба… Я видел возбуждение в её глазах, дыхании, даже голос стал таким… сексуальным, что ли…
— Сынок, чего призадумался? — голос отца вырвал меня из глубины мыслей.
— Бать, помнишь, я рассказывал про монстров в Большом? — решив не посвящать отца в свои сомнения, я завел разговор на другую актуальную тему. — Местный поп таким же был, страшным зверем.
— Да я, сына, меньше твоего знаю… — немного подумав, ответил отец, как всегда немногословно. — Попусту не хочу гадать, языком молоть, оно лишнее. Погоди немного, может в Рыбинске узнаем, что за звери…
Войдя в довольно крутой поворот на 59 километре шоссе Рыбинск-Углич, колонна сбросила скорость. Буханка, шедшая первой, не доехала с десяток метров до деревянной избы с вывеской «Шиномонтаж», расположенной на самом изломе дороги, как со стороны бетонного забора, возведенного в нескольких метрах позади избы, прозвучали громкие выстрелы.
Первая,
Только «Аутлендер», и замыкавший колонну «УАЗ», резко затормозив, замерли на дороге…
Глава 14
Война, это Путь обмана. Выступай, когда противник не ожидает.
Дмитрий Погожин, вольный стрелок.
13.04.2008, воскресенье, Московская область.
С тяжестью на сердце и пустотой в глазах, Дмитрий отъезжал от базы батальона «Знамя», расположившейся в окрестностях Фрязево. Слова командира, постаревшего за несколько прошедших дней с начала катастрофы, набатом звучали в сознании, как приговор.
«Дима, ты прекрасный боец, надежный товарищ, боевой брат… Но то, что ты сделал с гражданскими в Ираке, понять и простить нельзя! Если бы случайно их положил, никто бы тебе и слова не сказал, война есть война! Но ты же их… Эх, Дима… Наш батальон — последняя надежда всех, с кем поступают не по совести. Так было всегда, так есть и сейчас, когда все законы прахом пошли. Говорил тогда, скажу и сейчас — в любой ситуации, в любом состоянии, при любых обстоятельствах надо сохранять человечность! Утратил её, и стал не лучше, чем зомби, от человека в тебе остаётся лишь оболочка! Прости, брат, но ты… Прощай…»
Прости, брат… Прощай…
Отсидевшись несколько дней после начала эпидемии в своей берлоге, Дмитрий пробрался к своим побратимам, по окраинам бьющегося в агонии мегаполиса. Тысячи зомбированных, пожары, заторы из превратившихся в мертвое железо машин, выброшенные из берегов цивилизованности люди, стремительно тонущие в кровавом круговороте борьбы за жизнь и ресурсы, за каждый кусок хлеба и место в пока ещё способной передвигаться машине… Трагедия великого города мелькала за окнами бронированного «гелендвагена», так же, как и мысли в голове его владельца. Сначала с надеждой, что примут, простят, спишут с оглядкой на чрезвычайные обстоятельства, когда каждый штык дороже золота…
В обратную сторону мысли стали совсем другими. Отчаяние, боль, даже страх… Выросший в детдоме Дмитрий с первых лет жизни боролся за место под Солнцем, за право жить в обществе, а не существовать на его дне, в трепете перед теми, кто старше, сильнее, наглее. Батальон стал его семьей, братья по оружию стали его кровными братьями, не единожды спасая жизни друг другу, делясь последними крошками галет. Братья оставались единым целым не только в бою, искренне сопереживая, помогая, когда кто-нибудь из Семьи получал ранение или попадал в сложную ситуацию.