Адамант Хенны
Шрифт:
– Проклятье! – Фолко вскочил на ноги, забыв об осторожности. Его спасло лишь то, что как раз в эту секунду харадские рога сыграли сигнал атаки.
Ровная линия конницы неспешным шагом двинулась вниз. Часть воинов подняла луки, часть – приготовила копья; рога протрубили вторично, и все до единого всадники тхеремцев сорвались с места. С криками, гиканьем и улюлюканьем, наставив копья и развернувшись в лаву, харадримы помчались по склону – туда, где перьерукие добивали остатки невольничьей рати.
И следом за грозной конной лавиной бежали четверо странных пеших воинов –
Хоббит бежал, пытаясь удержать внутренним взором ту повозку, на которой отчаянно отбивалась от нападающих Эовин. Вскоре покрытый травой склон кончился – земля исчезла под слоем трупов.
У убитых от плеча до кисти тянулись невысокие костяные гребни, у кого повыше, у кого пониже; конечно, не сравнить с почти что настоящими перьями Фелластра, но ошибиться невозможно. В остальном они ничем не отличались от людей – высокие, красивые… Правда, руки их значительно уступали силой обитателям Севера, но если этот народ способен выставлять такие армады…
Иные были ещё живы, бессмысленно пытаясь ползти, дергались, хрипели в агонии и наконец замирали окончательно.
Впереди всё ещё шёл бой. Упрямо отвоёвывая лишние мгновения жизни, не прекращали драться несколько десятков уцелевших повозок. Увлечённые атакой – или же просто ослеплённые некоей Силой, – перьерукие, вместо того чтобы сомкнуть строй или хотя бы развернуться навстречу новой угрозе, продолжали штурмовать их высокие борта. И харадская конница, посылая перед собой гибельные веера стрел, врезалась в толпу, точно коса Смерти.
Кони топтали копытами людей. Всадники пронзали копьями, рубили с сёдел длинными кривыми саблями и расстреливали из луков. Навстречу атакующим наездникам полетели было дротики, но их оказалось уже мало (львиная доля торчала в бортах боевых повозок), и витязей Тхерема это не остановило. Потеряв не более двух десятков, конная лава погнала перьеруких на восток, к пылающей огненной стене.
– Не успеваем! – с отчаянием выкрикнул Фолко. Повозка с Эовин катилась прямо к огненной завесе. Что за безумец ведёт на смерть уцелевших в этом небывалом сражении людей?!
Ближе, ближе, ближе… Фолко бежал с закрытыми глазами – неведомая Сила вела его вперёд, не давая споткнуться. Внутренний взор не отрывался от крошечной фигурки с золотыми волосами – вот она неумело, но с яростью ткнула саблей в какого-то обезумевшего воина перьеруких… вот, закрываясь от жара рукой, бросилась ничком на доски…
И тут повозка ворвалась в огонь.
– Нет! – Захлёбываясь криком, Фолко споткнулся, рухнул ничком, прямо на изрубленный, покрытый кровью труп. Мир померк перед глазами. Тонкая нить, протянутая между ним и золотоволосой фигуркой, внезапно лопнула, хлестнув обжигающей непереносимой болью, отчего Фолко едва не лишился чувств. Хоббит
Всё. Дальше бежать незачем.
Сильные руки друзей-гномов подхватили хоббита и поставили на ноги.
– Уходим! Пока харадримы на нас не наткнулись… – Малыш крутил головой, озираясь по сторонам.
Сражение мало-помалу смещалось всё дальше и дальше к юго-востоку. Первый порыв харадской конницы угас, но преимущество в вооружении и выучке оставалось. Тонкая цепь всадников по-прежнему теснила перьеруких прямиком к огненной стене.
– К лесу! – скомандовал Торин.
– Нет! – Фолко с трудом разлепил губы. – Вперёд… за ней… надо… найти…
– Они ж в пламя въехали! – рявкнул Малыш. – В огонь! Их уже нет, считай!
– Быть может… сквозь огонь… можно проскочить, – выдавил хоббит, по-прежнему бессильно опираясь на руки гномов. – Мы… должны… знать точно… Понимаешь?
– Понимаю, понимаю! Кишки нам харадримы выпустят, вот тогда-то всё и поймём!
– В самом деле, Фолко… – начал было Торин, но хоббит скорчил настолько свирепую физиономию, а глаза внезапно полыхнули таким огнём, что даже видавший виды Малыш, неутомимый спорщик, хмыкнул и без возражений двинулся вперёд.
Предательская слабость уходила. К тому мгновению, когда десятка полтора воинов в изорванных, заляпанных кровью серых накидках бросились со всех сторон на маленький отряд, Фолко уже оправился. И первым нанёс удар – плашмя опустив меч на голову безумца, кинувшегося на хоббита с занесённым дротиком.
– Не убивайте! – крикнул Фолко друзьям. Вовремя – даго Малыша уже летела к горлу обречённого противника; тонкая сабля кхандца отшибла в сторону лёгкий топорик перьерукого и явно нацеливалась снести ему голову. – Прорвёмся и так!
Они действительно прорвались. Лёгкие копьеца и почти невесомые топорики перьеруких – ничто против выплавленного в Горне Дьюрина оружия. Оглушив и сбив с ног полдюжины человек, хоббит и его спутники проложили себе дорогу к огненной стене…
Пожалуй, впервые за десять лет своей бурной жизни бродячего воина Фолко во время схватки чувствовал лишь отвращение и ужас. Убить безумца – всё равно что убить ребёнка, шутки ради кинувшего в тебя камешком. Быть может, эти люди были закоренелыми злодеями, насильниками и убийцами. Но разве он, Фолко, имеет право судить их, обрекая на смерть и не давая возможности оправдаться?!
Они оставили по правую руку замерший воз невольников. Трупы громоздились чуть ли не вровень с верхней кромкой борта. Среди серых плащей кое-где мелькало одеяние тхеремских невольников, и, судя по всему, их, ещё живых, вытаскивали из повозки и разрывали на части голыми руками…
В конце концов, ещё дважды столкнувшись с бежавшими куда глаза глядят перьерукими, Фолко и его спутники оказались возле огненной стены. Пламя наступало, выбрасывая вперёд длинные, стелящиеся языки – словно небывалый ярко-рыжий с чёрными подпалинами зверь жадно лизал беззащитную землю, и она тотчас же вспыхивала, даже если на ней, казалось бы, совершенно нечему гореть.