Адамант Хенны
Шрифт:
Но нет; лапы, когти и пасть огненного чудища с разбегу ударили в напоённую влагой стену лесов и… отдёрнулись. Бессильно шипели языки пламени, однако яркие, сочные листья, стебли, побеги лишь обугливались, не загораясь. Жар пламени иссушил лесные дебри шагов на пятьдесят вглубь – и умер.
На покрытой пеплом равнине не осталось ничего живого. Несколько уцелевших харадских сотен, подобрав, сколько успели, раненых, поспешно отступили по дороге, бросив на поживу огню свой громадный лагерь, слишком просторный для крошечной горсти выживших. Перьерукие, кто смог,
Огонь прошёл ещё сколько мог на запад; но и там дорогу ему преградили бастионы лесов, а ближе к полуночи из сгустившихся туч хлынул проливной дождь. Последние искры умирали под натиском тугих водных струй; на земле оставалась лишь отвратительная жидкая грязь – размокшие зола и пепел.
Маленький отряд Фолко укрылся от непогоды под раскидистым деревом, которое кхандец назвал альбаломом, деревом путешественников. Широкие и плотные листья надёжно защищали от льющейся сверху воды, земля возле самого ствола оставалась сухой. На мощных, сильно выдававшихся из почвы корнях было очень удобно сидеть, да что там сидеть! Даже лежать…
– Это большая удача, – сообщил спутникам Рагнур. – Альбалом редко встречается так далеко на юге. Здесь мы в безопасности… по крайней мере, ядовитые твари к нам не подберутся – запаха альбалома они не терпят. Спать можно спокойно.
– Что-то раньше ты нам ничего не говорил о ядовитых тварях! – поёжился Малыш, имевший крайне сложные отношения с местными летающими, ползающими, прыгающими, бегающими и иными неразумными созданиями.
– Не говорил, не говорил… пугать не хотел, – проворчал кхандец. – А вот это видел?
В руках проводник держал толстую, распушённую верёвку. Ею он каждую ночь окружал лагерь, и на недоумённый вопрос Фолко ответил лишь: мол, спать спокойнее будет…
– Она-то у меня как раз отваром коры альбалома пропитана. Протяни её по земле вокруг стоянки – и тебе нечего бояться… Скорпионы там или пругасты нипочем не перелезут. От их укуса противоядия не знают ни в Кханде, ни у нас, в Умбаре…
– Тьфу, пропасть! Расплющи тебя Хругнир за такие рассказы на ночь! – сплюнул Малыш. – Пугает тут ещё…
Фолко улыбнулся в темноту. Малыш, боящийся страшных историй на ночь, – на это стоило поглядеть.
Затеплился огонёк костра. Несмотря на сильный ливень, под пологом листвы альбалома оставалось сухо. Торин пристроил над пламенем закопчённый котелок и пригорюнился, подперев голову могучим кулаком; борода гнома смешно задралась, но даже Строри не рискнул пройтись на этот счёт.
За будничными походными хлопотами они старательно отгораживались от мысли, что потеряли Эовин. Никто не мог выжить в том пламени, что бушевало над равниной всего лишь несколько часов назад.
Хоббит лежал на спине, и жёсткий корень альбалома казался мягче самой
«Двери Ночи… – думал хоббит. – А за ними – пустота… холодная, всепроникающая, безмолвная… Пустота, забвение, чёрное беспамятство… Эльфы говорят о „подарке“ Единого… После телесной гибели Перворождённые воплощаются здесь, на земле, – а люди? Неужто их ждёт такая же судьба? Только не здесь – там, в конце тайных путей, что берут своё начало от Дверей Ночи… И Ниенна оплакивает, наверное, каждого уходящего этой скорбной дорогой, но что значат слёзы её? Или они смягчили боль ожогов в последние минуты Эовин? А если нет – то к чему они?..
Ты виноват в её смерти, Фолко, – с беспощадной прямотой сказал себе хоббит. – Ты и никто другой. Мог ведь не брать девчонку с собой – но нет, поддался на уговоры гномов, а почему? Да потому, что хотел поддаться. Уж больно льстил тот восторг, с каким глядели на тебя…»
Тянущая, сосущая боль не отступала, и он знал, что теперь ему придётся вечно оставаться с ней – до самого конца его земного пути, а быть может, не отпустит и по ту сторону Гремящих морей…
«Однако, клянусь бородой Дьюрина, ты обязан справиться с этим! Пусть боль и скорбь пребудут с тобой – но они не должны лишить тебя силы. Главная цель не достигнута, назавтра предстоит тяжёлый переход через выжженную степь – ты должен выдержать!»
Усилием воли хоббит заставил боль отступить.
– Эгей, что пригорюнились? – Он знал, что говорит натянуто-весело, но ничего не мог уже сделать с собой. – Хватит бородами землю мести, почтенные! Скажите лучше, что произошло во вчерашнем сражении?
Торин поднял глаза, словно очнувшись ото сна:
– Во вчерашнем?
– Ну да! В жизни не видывал ничего более кровавого… и дикого.
– Это точно! – эхом откликнулся кхандец. – Никогда б не подумал, что такое на свете бывает…
– Слишком много нелепиц, – продолжал хоббит. – Перьерукие – откуда их столько? Идут лавиной, без строя, словно сам Моргот гонит, а задуматься не даёт. Четверти войска хватило бы, чтобы покончить с этими повозками, а остальные не оставили бы от харадримов и мокрого места!
– Тхеремцы тоже хороши, – подхватил Торин. – Где все их войско? Почему невольники? Зачем оборонять уже обречённую землю?
– Не такую уж, как выяснилось, и обречённую, – возразил Маленький Гном. – Харадримы, конечно, своих тоже почти всех положили – а перьерукие где?