Адамант Хенны
Шрифт:
Сильно разгневался правитель Арагорн, но владычица Арвен взглядом всякий раз сдерживала его. И, не став возражать гостю, так молвил король Элессар:
– Скорбь помутила твой разум, юноша. Боромир был доблестным воином и погиб тоже доблестно. Да падёт на меня проклятие Валаров, если хоть словом или даже мыслью оскорблю я его память! Приходи ко мне снова через семь дней, когда рассудок твой возобладает над чувствами.
– Ага! – воскликнул гость, так и не назвавший королю своего имени. – Ты боишься спорить
– Нет, воистину горе слишком сказалось на тебе, – покачал головой правитель Арагорн. – Завтра ты устыдишься сказанного, я не сомневаюсь. Ты противоречишь сам себе. Если я такой ужасный лиходей, каким ты изобразил, едва ли для меня что-то значила бы святость какого-то там зала. Я не спорю с тобой не потому, что мне нечего сказать, но потому, что слушать ты сейчас всё равно ничего не будешь. Ты пришёл сюда бросить мне в лицо гневные слова, ты пришёл в надежде, что я отвечу тебе гневом, – но ты ошибся. Можешь уйти невозбранно, а через семь дней, как я и сказал, – возвращайся! Я очень хотел бы помочь тебе…
– Скорее я бы принял помощь Саурона! – последовал гордый ответ.
И юноша ушёл, а три дня спустя вызвал Великого Короля на поединок.
«Боромир, сын Боромира, сына Дэнетора, законный Наместник Гондора, – гласил свиток, доставленный Великому королю, – вызывает на бой до потери жизни Арагорна, сына Арахорна, именующего себя королём Арнора и Гондора».
И много бранных слов было присовокуплено к этому письму…
Никто не ведает, что говорила царственному супругу Арвен, но Великий король принял вызов.
Говорят, что на широком дворе цитадели сошлись они, и ничьи глаза не видели их поединка. Но Мудрым ведомо другое: прежде чем закрылись ворота, поднял молодой Боромир меч высоко над головой, гордо вопрошая Арагорна: ведом ли ему этот клинок?
Одного взгляда хватило властителю Элессару, чтобы узнать оружие. Знаменитый меч Эола Тёмного Эльфа, невесть как оказавшийся в руках молодого и неукротимого воина. Пожалуй, силой своей он превосходил даже Ардарил короля… Но не стал Арагорн уклоняться от схватки или требовать замены оружия на равное, хотя и имел с собой простой, ничем не примечательный клинок.
– Украденное не приносит счастья, – лишь заметил он спокойно, и это было последнее, что слышали люди в цитадели, прежде чем ворота захлопнулись.
А потом ворота открылись, и вышел из них только король Арагорн…
Слуги видели пятна крови на камнях двора, но никто не дерзнул спросить правителя Элессара, чем же закончился поединок и куда исчезло тело несчастного Боромира, которого с тех пор никто не видел ни в Гондоре, ни в Арноре, ни где-либо ещё в пределах Закатных Земель. Вместе с юношей бесследно исчез и меч.
Никому и никогда, до самой смерти,
Санделло рывком поднял голову. Да, так оно всё и было – или почти так. Никто уже не разберётся теперь в событиях трёхвековой давности. Но меч Эола в свой час достался Олмеру, золотоискателю из Дэйла – задолго до того, как он сделался вождём Эарнилом и Королём-без-Королевства…
А теперь этот меч лежал перед горбуном Санделло.
Лицо старого воина было мрачно. Порой казалось, что он взирает на оружие без всякого благоговения, едва ли не с ненавистью. Да, Санделло берёг его, но при этом, быть может, ненавидел даже сильнее, чем то проклятое Кольцо, сгубившее его повелителя и потом, уже после победы, по доброй воле отданное невысоклику Фолко Брендибэку. Тогда Олвэн ещё слушался его, Санделло… И его удалось убедить, хотя весьма неохотно расставался он с проклятым Кольцом…
– Куда ты ведёшь меня на сей раз, меч? – прошептал горбун, почти касаясь губами холодного чёрного металла. – Какая Сила там, на Юге, вернула тебя к жизни, вновь вдохнула в тебя жажду крови? Я знаю, мне ведомо, что тёмная душа твоего создателя всё ещё живёт в тебе… Я знаю, что лишь рука моего господина достойна была твоего эфеса! Я знаю, что ты радовался, разя эльфов у стен Серых Гаваней, ибо не простил ты им гибель выковавшего тебя мастера!.. Так поведай же мне – что случилось?.. Что произошло?..
Но клинок по-прежнему хранил презрительное молчание. Что ему, помнившему все три эпохи Средиземья, этот горбатый смертный мечник! Что ему, знавшему руки Маэглина, Туора – да что там Туора, самого Тургона! – Санделло, нынешний его хранитель? Одного, только одного признавал он над собой хозяина – но хозяин этот уж десять лет как покоился на дне новосотворённого залива, что на крайнем западе Средиземья…
Горбун не сомкнул глаз до рассвета. Иногда губы его шевелились, и тогда казалось, что он с кем-то беседует; но, похоже, ответ так и не приходил…
Утром он свернул свой крошечный лагерь и поскакал дальше. На юг, на юг, глядя прямо в лицо солнцу, словно конный воин, грудью идущий в бой с врагом…
Выбрасывая вперёд длинные огненные языки, дивный ярко-рыжий пламенный зверь полз и полз себе вперёд, жадно пожирая всё на своём пути: траву, деревья, остатки боевых повозок, трупы невольников, перьеруких, харадримов, – и, казалось, нет ему ни преград, ни заслонов, что так и пойдёт он, никем не остановленный, до самого моря – да что там до моря! – до самых Мордорских Гор, обратив по пути во прах все города и селения Великого Тхерема…