Адаптация
Шрифт:
Зато под ним меня ждал приятный сюрприз: фигура у Алены оказалась что надо. Пусть весьма миниатюрная и без выдающихся… кхм, параметров, но в высшей степени приятная глазу: узкие джинсы и свитер из тонкой шерсти обтягивали все, что им полагалось обтягивать. Официальное мероприятие подразумевало бы скорее наличие платья, однако…
— А, вот и вы, мой юный друг! Раздевайтесь, проходите.
Да уж… Если дочка Гагарина лишь немного «задвинула» положенный в таких случаях регламент, то сам он, что называется, наплевал на все приличия с высокой колокольни. Хотя бы потому, что
— Прошу меня извинить, Владимир Федорович. — Гагарин явно заметил, как я разглядываю его, мягко говоря, не самый парадный облик. — Мне с утра нездоровится. Не настолько, чтобы отменить нашу с вами встречу… однако подготовиться я, увы, не успел.
Я молча кивнул. Для его сиятельства слова «мне» и «нездоровится» в принципе не могли стоять рядом, но какие-то причины встретить меня чуть ли не в неглиже у старика определенно имелись. И по этим же самым причинам в доме как будто вообще отсутствовала прислуга — конечно, если не считать дочку, решившую проведать некстати приболевшего отца.
Все это — возможно, начиная с уютно-домашней и улыбчивой Алены, которая уже ускакала куда-то по коридору — наверняка стало испытанием. Этаким тестом на сообразительность. Или на умение вести себя в не вполне обычных ситуациях. Или…
В общем — или. Гагарин явно намеревался устроить мне проверку и действительно был одним из немногих людей в Петербурге, кто мог позволить себе встречать малознакомых людей в халате и тапках на босу ногу.
Пожалуй, в его исполнении это даже не выглядело оскорбительным.
— Ничего страшного, — проговорил я, пристраивая пальто на вешалку. — Его сиятельство Сергей Юрьевич предупреждал, что вы не ждете много гостей — только родственников.
— Всего одного… точнее — одну, — усмехнулся Гагарин. — Вы ведь не будете возражать, если мы устроимся в гостиной? Или заставите несчастного старика подняться в кабинет?
— Как вам будет угодно. — Я пожал плечами и шагнул вперед. — Полагаю, Алена Юрьевна составит нам компанию?
— О нет. Вряд ли ей будут интересны мужские разговоры. — Гагарин улыбнулся. И вдруг рявкнул на весь дом голосом, который совершенно не вязался с его якобы-больным обликом. — Аленушка, душа моя! Будь любезна, принеси нам чаю!
Значит, и правда — никакой прислуги. Неспроста.
Я послушно прошагал за его сиятельством, и уже через минуту мы расположились в комнате на первом этаже. Довольно компактной и, похоже, не предназначенной для приема большого количества гостей, зато теплой и уютной. Наверняка в доме имелось и что-то вроде электрического отопления, но кто-то не поленился затопить огромный каменный камин, напротив которого мы, собственно, и уселись. Гагарин в чуть поскрипывающее старое кресло-качалку, я — в обычное.
Алена тут же появилась с серебряным подносом, на котором стояли две кружки с блюдцами, крохотный фарфоровый чайник, сахарница и небольшая вазочка со всякой дежурной
Легкий, но будоражащий — наверняка французской марки. Что-то безумно дорогое и, пожалуй, слишком взрослое для девчонки чуть старше меня.
И уж точно не подходящее к свитеру и джинсам.
— Угощайтесь, друг мой! — Гагарин указал на столик между нами. — Это печенье — самое настоящие произведение искусства.
— Не сомневаюсь, — кивнул я. — Хотя должен заметить, что меня куда больше интересует причина, по которой вы пожелали меня видеть.
— О, так вы из тех, кто предпочитает сразу перейти к делу?.. Что ж, ладно. Как говорится, друзей держи близко, а врагов — еще ближе.
— Сунь-цзы. Трактат «Искусство войны», пятый век до нашей эры, — усмехнулся я. — Правда, пока не пойму, к кому именно вы относите меня.
— Полагаю, это вы можете решить и сами. — Гагарин невозмутимо пожал плечами. — Но лично я склоняюсь к первому — раз уж мой сын столь высокого о вас мнения.
— Приятно слышать. — Я чуть склонил голову. — Для меня большая честь служить под его началом.
— Действительно. Попасть в гардемарины сразу с первого курса Морского корпуса — это… пожалуй, невероятно. — Гагарин прищурился и склонил голову набок. — Вы делаете головокружительную карьеру.
Вот так намек. Потолще пачки кляузных писем, которая скопилась в столе у Разумовского по нашей с товарищами милости.
— Я не посмел бы даже просить о подобном, — твердо проговорил я. — Хоть, признаться, и хотел служить в особой роте более всего на свете.
— Охотно верю. Попасть туда по одному лишь собственному желанию, да еще и в восемнадцать лет от роду не смог бы сам генерал Градов, упокой Господь его душу, — усмехнулся Гагарин. — Но Совету имперской безопасности было угодно наградить вас именно таким образом.
— Звучит так, будто вы против.
— Я… Пожалуй, не в восторге, что кучка стариков позволяет себе вмешиваться в работу министерства обороны. И уж тем более я не могу порадоваться, что они делают это, не спросив капитана особой роты — хотя бы из вежливости. — Гагарин нахмурился и покачал головой. — Однако было бы глупо обвинять в этом вас. Так что теперь я могу только надеяться, что Морозову не удалось купить вашу преданность парой дешевых подачек.
— Дешевых? — Я чуть возвысил голос. — Так вы называете службу в гардемаринской роте?
— Так я называю желание его сиятельства раздавать чины и ордена всем, кто оказывается ему угодным. — Гагарин явно не собирался утруждать себя деликатностью. — В конце концов, он пока еще не сидит на троне в Зимнем?
— На троне?! — переспросил я.
— Может быть, за троном. Или где-то рядом, слева или справа — какая, в сущности, разница? Фамильный герб на сережках ее высочества Елизаветы Александровны, вся эта суета вокруг покушения… Тот, кто еще не сообразил, какие именно у Морозовых планы на великую княжну, либо идиот, либо ровным счетом ничего не смыслит в политике! — Гагарин отдышался и продолжил уже тише. — А вы, друг мой, не похожи ни на того, ни на другого.