Аденауэр. Отец новой Германии

Уильямс Чарлз

Для себя же он твердо решил: больше никаких контактов с теми, кто считает себя оппозиционерами. Исключен был для него и выбор в пользу эмиграции: старшим детям это разрушило бы карьеру, младшие лишились бы привычного окружения и родины. Оставалось залечь на дно и ждать. И заняться практическими делами, в частности, довести до конца свою тяжбу с новыми властями Кёльна, обустроить как следует свое прибежище в Рен-дорфе.

Что касается первой проблемы, то, пока пост бургомистра сохранял Ризен, перспектив на ее решение, естественно, не было никаких! Однако в начале 1937 года Ризен ушел, и его место занял некто Карл-Георг Шмидт, тоже, разумеется, нацист, но не такой упертый. Конрад обратился к брату Августу: пусть попытается поговорить о нем с новым бургомистром.

Беседа состоялась, и результаты ее были ободряющими. Шмидт «в частном порядке» признал, что с бывшим бургомистром поступили несправедливо, добавив, правда: «Вы, конечно, понимаете, что я не могу высказать это официально».

Начались закулисные переговоры. Они прервались на время траура по скончавшемуся в марте 1937 года в возрасте шестидесяти трех лет брату Гансу. По случаю похорон Аденауэр впервые за последние четыре года появился в родном городе. Это событие было даже отмечено в дипломатических кругах. В мае переговоры возобновились вначале на уровне адвокатов сторон, а затем и путем прямого диалога между Шмидтом и Аденауэром на «нейтральной» территории, в качестве которой был избран Бонн. Наконец 28 сентября мировое соглашение было достигнуто. Аденауэр и Шмидт отметили это событие бокалом немецкого шампанского.

Условия были для Аденауэра вполне приличными: он получал пенсию в размере десяти тысяч марок и сто пятьдесят три тысячи восемьсот восемьдесят шесть марок наличными в качестве компенсации за невыплату жалованья в период, пока он еще формально оставался бургомистром, и за недоплату по пенсии. Особняк по Макс-Брухштрассе, правда, переходил в собственность городской казны в погашение задолженности по ипотеке и по уплате налогов за участок. Потерю особняка Аденауэр, конечно, не мог спокойно пережить и считал, что его ограбили. В общем, это было далеко не так.

Отныне в материальном положении семья Аденауэров могла считаться вполне обеспеченной. Еще до окончания тяжбы был приобретен приличный участок земли в том же Рендорфе, по адресу Ценнигсвег, 8а. Земля была дешевая — пятьдесят пфеннигов за квадратный метр. Теперь, получив солидный куш, он мог заняться постройкой нового дома. Он собирался дожить в нем оставшиеся ему, как он говорил, пару-другую лет. Он действительно дожил там до конца своих дней, только не пару-другую и даже не десяток, а добрых тридцать лет — треть жизни, причем самую активную. Заметим, кстати, что те «займы», которые он получал от Данни Хейнемана и благодаря которым его семья только и могла существовать долгих четыре года, так и остались, видимо, непогашенными, во всяком случае, неизвестно, чтобы наш герой когда-либо вспоминал об этих своих долгах.

ГЛАВА 4

ПОДАЛЬШЕ ОТ ВСЯКИХ НЕПРИЯТНОСТЕЙ

«Я вам советую побыстрее уезжать отсюда, причем лучше прямо за границу. И лучше пока не возвращатьсяИ

Перед нами — любительское фото семьи Аденауэров, сделанное, по-видимому, в Рендорфе летом 1936 года. На ней — сам глава семейства, Гусей и четверо детей: Конрад, Рия, Пауль и Либет. Они стоят на поляне на фоне деревьев. Художественной ценности снимок, конечно, не имеет, но он передает кое-что из внутреннего мира семьи и каждого отдельного из ее членов.

Конрад-старший стоит несколько в стороне от общей группы, немного ближе к объективу. Руки скрещены на груди, глаза слегка прищурены, короткая стрижка, седина — плод возраста и переживаний, на губах — легкая улыбка, вернее, некая имитация улыбки, костюм и галстук черного цвета, как по случаю траура. Он как будто идет навстречу камере и готовится отразить неожиданное нападение, во взгляде — смесь подозрительности и высокомерия. Словом, образ человека, явно не удовлетворенного жизнью и даже ожесточившегося.

Детей при подобных съемках обычно ставят перед взрослыми, в первый ряд, но в данном случае первый ряд — это один глава семьи,

все остальные — сзади. Тринадцатилетний Пауль выглядывает из-за спины отца; он в двубортном пиджачке, коротких штанишках и белых гетрах — мода того времени и обязательная форма одежды для членов «гитлер-югенда». Паулю удалось остаться в стороне от этой орга- ²² низации, но по его внешнему виду этого не скажешь; он как-то натужно улыбается, обратив взгляд на мать. Гусей — рядом, на ней дешевенькое платьице, она вся в кудряшках перманента — тоже мода того времени, в волосах заметны седые пряди, она весело смеется чему-то сказанному стоящей рядом Рией. За старшей дочерью — старший сын Конрад, очень похожий на отца фигурой и костюмом, на голове заметны пролысины, одна рука засунута за борт пиджака, другая — в карман брюк, он пытается придать лицу выражение довольства и беззаботности, но это ему плохо удается.

Ряд замыкает Либет, которая показывает всем язык.

Самый яркий персонаж на снимке — это, безусловно, Рия. Высокая, с тонкими чертами лица — в мать, ее жест и поза легки и непринужденны. Она — явный центр всеобщего внимания. Только замыкающие на флангах заняты сами собой: старший Конрад ищет возможность отвратить воображаемый удар, а его младшая дочь изо всех сил старается привлечь к себе внимание — типичное поведение девочки ее возраста.

У Рии — все основания чувствовать себя, что называется, на коне. Она привлекательна и знает это. Она получила блестящее образование. И наконец, у нее есть жених. Его зовут Вальтер Рейнерс, он родом из Менхенгладбаха, по профессии — инженер, но самое главное — он владелец и управляющий процветающего семейного предприятия «Шлафхорст КГ», производящего текстильное оборудование.

Аденауэру избранник дочери явно симпатичен: ему всегда нравились преуспевающие бизнесмены. Был, возможно, и тайный расчет на то, что зять со своим инженерным образованием поможет ему в его изобретательской деятельности. Последовала помолвка, а на следующий год, 27 августа 1937 года, состоялся обряд официального бракосочетания, церковная церемония последовала несколькими днями спустя в Мария Лаах. В письме к Хейнеману от 6 августа Аденауэр отмечает, что дочь «сделала хороший выбор», но тут же признается, что ему «тяжело отпускать» ее. Звучит это несколько странно: Рия давно уже не жила вместе с отцом и мачехой. Очевидно, он имел в виду то, что, пока Рия была не замужем, отец был для нее самым близким человеком, а она для него — живым напоминанием об Эмме; теперь эта связь с прошлым окончательно разрывалась.

Во время регистрации брака разыгралась примечательная сцена. Чиновник-регистратор, как это тогда было принято, торжественно вручил новобрачной экземпляр гитлеровской «Майн кампф». Она передала книгу отцу. Даже двадцать лет спустя Аденауэр живо вспоминает этот момент и чувства, которые он тогда испытывал, — ему хотелось швырнуть прочь эту библию человеконенавистничества. Этого он, разумеется, не сделал, и никто не заметил его внутренних переживаний. Демонстрации были ни к чему.

Более того, если говорить о демонстративных актах, то, поскольку наш герой в то время совершал таковые, они могли лишь заслужить ему одобрительные кивки со стороны властей. В 1936 году его фамилия появляется в списках местной организации «Национал-социалистского народного благотворительного союза» (НСФ). Нацисты создали НСФ в 1933 году, включив в ее состав ранее существовавшие добровольные общества типа «Каритас» и Красный Крест. Разумеется, эта организация была далека от политики, но все же ее устав отражал некоторые основные посылки нацистской идеологии: евреи не могли быть ни ее членами, ни объектами благотворительной деятельности. Еще один характерный штрих к характеристике нашего героя: с 1937 года он стал употреблять в своих письмах концовку «С истинно немецким приветом» — это соответствовало официально рекомендуемому стилю. Это все были уступки, которые он считал допустимыми, меньшим злом в сравнении с прямым вступлением в ряды НСДАП — на этот шаг он не мог бы себя заставить пойти.