Адмирал Д. Н. Сенявин
Шрифт:
Подход Сеняшша к воспитанию людей станет для пас более ясным, если мы разберемся в разногласиях, которые возникли у командующего с младшим флагманом А. С. Грейгом. К Г реп гу поступили от местных жителей жалобы на офицера Прохорова. При разборе дела Прохоров нагрубил Грсйгу, и тот написал жалобу Сепивину. Грейг намеревался подвести Прохорова под суд и предложил русскому дипломатическому представителю па Корфу /Мочениго собрать у корфиотов сведении, компрометирующие этого офицера. Грейг писал Сснявину, что он не предвидит «никакой надежды» на
исправление Прохорова, который «дерзкими поступками» нарушал спокойствие жителем Корфу, а главное «осмелился нарушить должное уважение и почтительность» к нему—Грейгу. Однако Сеияшш самым решительным и категорическим образом отверг
Сеияшш всегда старался отделить действительную провинность от напраслины, которая возводилась на подчиненных отдельными командирами. В июле 1800 года командир корабля «Михаил» Лелли обвинил своего помощника в систематическом невыполнении приказаний и в нарушении субординации 103. Расследованиями было установлено, что, явившись по служебному делу в каюту Лелли и застав его в ночном туалете, помощник командира сказал ему: «Скиньте колпак, когда говорят с вами без шляпы». Подобное обращение было, конечно, явным нарушением субординации. Но обвинения п систематическом невыполнении помощником командира приказании Лелли расследованием не подтвердилось. В своем приказе Сенявнн указал на то, что обращение помощника командира «Михаила» было дерзким по отношению к командиру. Самого же Лелли Сенявин предупредил, что недостойно для командира пытаться отяжелить вину своего подчиненного, присовокупляя к ней обвинения в мнимых проступках. В заключение своего приказа Дмитрий Николаевич потребовал от обоих офицеров, «дабы впредь остерегались от подобных забывчивостей в своих обязанностях» и не заводили «вражду между собою» ,б.
К склоке в офицерской среде Сспявим относился с особой нетерпимостью. Он всегда боролся со склочниками и решительно защищал своих подчиненных от ложных обвинении и поклепов. Особенно изощрялся в подобных поклепах начальник контрольной части на эскадре Шсльтииг. Быстро раскусив этого склочника, Дмитрии Николаевич категорически отверг его домогательства о наложении взыскании на честных и добросо-
вестных офицеров. В рапорте Чичагову Сенявии дал убийствеипую характеристику Шсльтиигу: «Соображая
поступки его, я сумисваюсь, чтобы он нс был помешан в уме или нс имел другой болезни, весьма свойственной со злобою» 17.
Решительно пресекая склочничество и интриганство и требуя справедливого и тактичного отношения начальников к подчиненным и соблюдения подчиненными строгой дисциплины, Сенявии добился сплочения офицерского коллектива эскадры. Характерно,- что большая часть известных нам недоразумений между офицерами возникала в отсутствии командующего. Но умелое и авторитетное вмешательство командующего приводило к быстрому разрешению конфликтов.
Сенявии неоднократно говорил, что для успеха в больших боевых делах исключительно важно добиться «единодушия частных начальников» и особенно «рвения со стороны подчиненных». Искусная воспитательная работа помогала ему добиваться и того и другого.
ГЛАВА XXVI
ЦАРСКАЯ ОПАЛА
Тотчас же пост возвращения- на родину Сепявин возбудил ходатайство о расплате с офицерами, матросами и солдатами. В короткий срок он составил «генеральный счет и ведомость, в какие команды и за что следует отпустить денег». Согласно этому документу задолженность командам кораблей по одному только жалованью составляла около I 400 тыс. рублей. Кроме того, им причиталось получить 670 000 рублей «за неполученную провизию», 112 000 — за . певыданиое обмундирование 104.
Сепявин был хорошо знаком со стилем работы больших и малых бюрократов. И все же он не мог предвидеть, что возбужденное им срочное дело будет тянуться более полутора десятков лет, что по этому делу будут исписаны десятки тысяч листов бумаги и составлены пудовые фолианты.
В течение нескольких месяцев после представления «генерального счета и ведомости» в Адмиралтейскую коллегию Сенявин терпеливо ждал. А затем его терпение иссякло, и он стал жаловаться на волокиту, подрывающую доверие к командующему эскадрой и высшим правительственным инстанциям. «Я уверил команды, — пишет Дмитрий Николаевич, — что по прибытии в Россию долг мой будет пещись о возвращении им собственности их... Они мне верили и не только не роптали за все #время бытности за границею, но и по возвращении в Россию уже около 8 месяцев удерживаются просить им принадлежащего, конечно, оставаясь в уповании на мое ходатайство».
До Сенявина дошли слухи, что чиновники Морского министерства намерены задержать жалованье личному составу эскадры до окончания проверки всей его денежкой отчетности. Адмирал доказывал, что для определения размеров невыплаченного командам жалованья вовсе нет • надобности производить общую проверку всех денежных расчетов. Но его доводы не принимались во внимание. Лишь после того как специальная комиссия нашла расчеты Сенявина верными, вопрос о выплате жалованья был поставлен перед Департаментом государственной экономии и перед Государственным советом. Здесь также должны были признать претензии Сенявина вполне обоснованными и точными и осенью 1810 года постановили выплатить личному составу его эскадры свыше двух миллионов рублей.
Но получить эту внушительную сумму из казначейства оказалось очень нелегко. Во всяком случае в
1810 году и в первую половину 1811 года жалованьем были удовлетворены только одиночки. А в ноябре
1811 года царь указал «на первый случай» платить только тем офицерам и матросам, которые ушли в отставку, а также наследникам офицеров и матросов, которые успели уже умереть. После этого указа в течение года было выплачено 230 000 рублей, причем удалось расплатиться далеко не со всеми лицами, на которых распространялся царский указ. Столь скудный отпуск средств нельзя объяснить только финансовыми трудностями, связанными с Отечественной войной 1812 года. В самом деле, через много лет после окончания этой войны жены, дети и даже
внуки русских воинов — участников средиземноморских кампаний 1806—1807 гг. продолжали забрасывать Адмиралтейскую коллегию прошениями об удовлетворении их денежных претензий.
С вдовой матроса линейного корабля «Ретвизап» Горева казна полностью рассчиталась за жалованье, неполученную провизию и мундир ее покойного мужа лишь в 1823 году, а наследники матроса 1 Ьазарсвского с корабля «Ярослав» получили причитавшееся ему жалованье в 1827 году, то есть через двадцать лет после того, как оно было заслужено. Задерживая выплату жалованья на десятки лет, правительство все более запутывало делопроизводство. Нужно было представлять свидетелей, удостоверяющих право наследства, нужно было посылать в Петербург доверенности на получение денег, нужно было наводить из года в год справки о том, когда эти деньги будут выдаваться, и т. д. и т. п.
Тем участникам средиземноморских кампаний 1806— 1807 гг., которые имели неосторожность остаться в живых и даже не вышли в отставку, еще труднее было получить причитавшееся им жалованье, чем наследникам умерших офицеров и матросов, относительно первоочередной оплаты которых имелся специальный царский указ.
Лишь в 1827 году комитет министров принял решение об окончательном расчете «с чиновниками и служителями, бывшими на эскадре адмирала Сеиявиил», причем этому способствовало возросшее к тому времени личное влияние Дмитрия Николаевича1.