Адмирал Империи – 35
Шрифт:
— Право слово, мы совершенно напрасно недооцениваем значение волонтеров в рядах нашей объединенной эскадры, Павел Петрович, — с нарочитой веселостью в голосе обратился Птолемей к сидящему рядом адмиралу, делая вид, будто нас здесь и вовсе нет. — Взять хотя бы вот этих замечательных людей…
Тут первый министр на миг прервался и вновь внимательно посмотрел на меня, видимо, уже успев в подробностях ознакомиться с моей богатой послужной биографией и списком ратных подвигов.
— К примеру, вот вы, Александр Иванович, — произнес Птолемей, чуть прищурив левый глаз и лукаво глядя на меня. — Насколько мне известно, вы с самого начала этой злосчастной кампании против американцев и их вероломных союзников проявляли себя исключительно с лучшей стороны. Неоднократно демонстрировали
Я слегка склонил голову, тронутый столь высокой оценкой своих скромных заслуг. Однако в душе отлично понимал, что львиная доля успеха принадлежит вовсе не мне одному, а моим боевым товарищам и верным соратникам. Без них я вряд ли смог бы совершить и сотую долю всего того, что сейчас первый министр столь щедро приписывал моим персональным талантам и лидерским качествам.
— Ну а вы, господа… вернее, госпожа и господин! — Птолемей с усмешкой перевел взгляд на зардевшихся от смущения и удовольствия Якима с Наэмой, явно не привыкших к столь откровенной похвале. — Вы и вовсе повергли меня в неописуемое изумление. Насколько мне докладывали, вы оба изначально вовсе не являлись кадровыми командирами боевых кораблей. Однако, когда судьба неожиданно призвала вас принять на себя эту нелегкую ношу, вы с честью выдержали выпавшее испытание. И ныне показываете себя настоящими профессионалами высочайшего класса, демонстрируя выдающееся мастерство и бесстрашие! Поистине, браво!
От этих неумеренных дифирамбов мои друзья окончательно смутились и еще сильнее залились краской. Еще бы, не каждый день просто офицерам среднего звена выпадает честь слышать в свой адрес столь пылкие излияния от особы столь высокого ранга. Да еще и произнесенные с такой неподдельной искренностью и восхищением. Однако Птолемей, казалось, ничуть не тяготился собственной несдержанностью на похвалы.
— Если даже всего три наших корабля, ведомых столь бесстрашными и искусными командирами, способны в одиночку спасти от разгрома и бесчестия целую дивизию, то это, знаете ли, вселяет в мою душу подлинную веру, — проникновенно произнес первый министр, чуть привстав со своего кресла и простирая вперед руки в красноречивом жесте. — Веру в то, что мы рано или поздно одолеем всех своих врагов, сколь бы многочисленны и сильны они ни были. Ведь пока Российская Империя располагает такими самоотверженными сынами и дочерьми, мы непобедимы!
Тут Птолемей сделал эффектную паузу и обвел нас горящим вдохновением взором, словно любуясь произведенным эффектом. Затем, сменив тон на более проникновенный, произнес:
— За столь самоотверженный подвиг вы безусловно достойны любой самой высокой награды, какую только способна воздать вам благодарная Империя. Просите чего пожелаете, все ваши мечты будут незамедлительно исполнены. Уж я об этом лично позабочусь…
— Ваше превосходительство, мы сражаемся вовсе не за награды и почести, — произнес я, глядя Птолемею прямо в глаза. — Единственное, к чему стремятся наши сердца в столь непростое время, так это к скорейшему установлению мира и законности на всем пространстве Российской Империи. И, конечно же, к окончательному избавлению ее от тирании и самоуправства зарвавшегося временщика адмирала Самсонова и его приспешников. Мы были чрезвычайно рады тому, что сумели вовремя подоспеть на помощь попавшим в беду экипажам 34-ой дивизии и выручить их из, казалось бы, безнадежной ситуации…
Птолемей Граус несколько секунд пристально, изучающе смотрел мне прямо в глаза, словно пытаясь проникнуть в самые сокровенные глубины души и прочесть затаенные там мысли. Похоже, моя прочувствованная речь о верности долгу, самоотверженности и бескорыстии русского офицера все же сумела пробить брешь в броне многолетнего циничного опыта матерого царедворца и сановника. Во всяком случае, на какое-то мгновение взгляд первого министра потеплел, а в уголках губ заиграла едва заметная одобрительная улыбка.
—
— Ваше превосходительство, на самом деле контр-адмирал Васильков сейчас и в самом деле скромничает, — заметил Павел Петрович, бросив на меня многозначительный взгляд. — Уж я-то хорошо знаю этого молодого человека и имею полное представление о его истинных устремлениях и потенциале. И могу со всей ответственностью заявить, что его боевой уровень, оперативное мышление и тактическое видение ситуации в секторе боя как минимум не уступают, а порой и превосходят показатели самых выдающихся наших космофлотоводцев. Что Александр Иванович не раз и не два убедительно доказывал и продолжает демонстрировать от сражения к сражению.
— Хм, вот как? — удивленно приподнял бровь Птолемей, мельком покосившись на меня с нескрываемым интересом. Похоже, слова Дессе произвели на него впечатление и заставили задуматься, переоценив мою скромную персону.
— Поэтому, я бы на вашем месте по достоинству оценил вклад в наше общее дело столь ценного и перспективного адмирала, — между тем продолжал Дессе. — И уж точно не стал бы размениваться по мелочам, одаривая столь талантливого боевого офицера всего лишь какими-то жалкими очками опыта, побрякушками орденов или дежурными рукопожатиями. Человек, способный фактически в одиночку своей отвагой и воинским искусством решать исход масштабных сражений, определенно достоин куда большего признания и поощрения…
Услышав эти слова, я невольно поморщился, едва удержавшись, чтобы не скривиться в откровенной гримасе. В пламенной речи моего дорогого крестного явственно прозвучало столь неприкрытое и бесцеремонное давление на первого министра, что даже мне стало неловко. Павел Петрович практически в открытую намекал Птолемею на необходимость моего скорейшего повышения в звании и предоставления более высокой и ответственной должности в составе объединенной эскадры.
С другой стороны, не стану лукавить и отрицать очевидное — в глубине души я и сам был в целом согласен с доводами адмирала. Конечно же, как честолюбивый человек и опытный боевой командир, я не мог не желать дальнейшего продвижения по службе и получения новых, более масштабных возможностей применения своих сил и способностей на благо Родины. И прекрасно отдавал себе отчет в том, что мой нынешний уровень компетенций и управленческого опыта позволяет рассчитывать как минимум на командование крупным соединением кораблей…
— Что ж, пожалуй, вы совершенно правы, дорогой адмирал Дессе, — размеренно произнес первый министр, испытующе глядя на меня. — Было бы в высшей степени несправедливо и недальновидно с моей стороны не оценить по достоинству выдающийся вклад этих храбрых офицеров в наше правое дело и победу. Тем более, что, как верно было замечено, контр-адмирал Васильков и его товарищи не просят для себя никаких особых наград и привилегий, а лишь желают и впредь самоотверженно служить Империи по мере своих скромных сил…
Тут Птолемей сделал многозначительную паузу. Похоже, он уже успел принять некое важное решение на наш счет и теперь готовился озвучить его. Причем, судя по лукавому прищуру и загадочной полуулыбке, играющей на губах первого министра, нас определенно ожидал какой-то сюрприз.
— Александр Иванович, — наконец изрек Птолемей, вперив в меня пристальный, немигающий взор. — Вы и ваши соратники действительно достойнейшим образом проявили себя в недавнем сражении в системе «Ряжск». Показали всю глубину своего патриотизма, силу духа и готовность не щадить живота ради спасения боевых товарищей из 34-ой дивизии. Продемонстрировали высочайший профессионализм, бесстрашие и недюжинный флотоводческий талант. Без преувеличения, совершили настоящий подвиг!