Адмирал Империи – 35
Шрифт:
— Ах, как удобно вам сейчас рассуждать о «нашем» авангарде, князь! Ключевое слово тут «наш»! А что же вы со своей хваленой дивизией не поспешили на помощь, когда «наш» авангард истекал кровью, сражаясь против чудовищного превосходившего нас врага?! Когда «наши» корабли один за другим вспыхивали под ударами и исчезали в беззвучных взрывах?! Что, слишком жалко стало свои драгоценные посудины подставлять под удар или попросту боязно?
Лицо Михаила Александровича побелело от ярости. Вскочив с кресла, он в бешенстве ткнул пальцем в сторону Юзефовича и прохрипел:
— Ты переходишь все границы, адмирал Юзефович! Немедленно возьми свои слова назад и принеси
— Что ты сделаешь, ваше в прошлом высочество?! — пренебрежительно осклабился Карл Карлович, скрещивая руки на груди и расправляя плечи. — Вызовешь меня на дуэль? Отлично, я с радостью приму твой вызов! Жду не дождусь встречи с тобой на поединке чести!
Михаил Александрович дрожал, белый как полотно, на лбу его выступили капли пота. Он судорожно сжимал и разжимал кулаки, не находя слов, чтобы ответить на вопиющее оскорбление. Но боялся продолжать конфликт, зная, что Юзефович, гораздо лучше владевший саблей непременно убьет его, коль представится такая возможность. В зале повисла напряженная пауза. Все взоры были прикованы к двум адмиралам, готовым, казалось, вот-вот сойтись в рукопашной.
— Так я и думал, — презрительно фыркнул Карл Юзефович, брезгливо отворачиваясь от растерянно молчащего князя. — Только на словах ты горазд упражняться в оскорблениях. А как до дела доходит — так сразу хвост поджимаешь.
Этого Михаил Александрович стерпеть уже не мог. Побагровев от унижения и ярости, он рванулся вперед, занося руку для удара, но в этот миг со своего места вскочил князь Никита Львович Трубецкой — давний друг и соратник Михаила Александровича, он до этого момента не вмешивался в разгорающийся скандал, но сейчас решительно шагнул вперед.
— Ты сильно ошибаешься, Юзефович, если решил, что тебя здесь хоть кто-то боится! — прорычал Трубецкой, в упор глядя на Карла Карловича. — Да на этом совете сыщется целая дюжина адмиралов, готовых не задумываясь вызвать тебя на дуэль за те гнусные, недостойные обвинения, которые ты только что швырнул нам в лицо! Мы не потерпим подобного хамства и оскорблений, слышишь?!
Трубецкой и Юзефович шагнули друг к другу вплотную, едва не сталкиваясь лбами. Глаза их метали молнии, руки потянулись к кобурам. Казалось, еще секунда — и они схватятся в рукопашной, невзирая на присутствие высшего командования. Но в этот миг между ними появились адмиралы Козицын и Дессе. Схватив разъяренных противников за плечи, они оттащили их друг от друга, не давая затеять драку.
— Стойте! Прекратите немедленно эту постыдную свару, или, клянусь Богом, я прикажу гвардейцам вышвырнуть вас отсюда взашей! — раскатисто прогремел на весь зал могучий бас Птолемея Грауса, первого министра Империи.
Вмиг в кают–компании воцарилась тишина. Тяжело дыша, Юзефович и Трубецкой замерли, сверля друг друга ненавидящими взглядами. Птолемей встал во весь свой рост, возвышаясь на целую голову над присутствующими, и обвел собрание грозным взглядом сверкающих глаз.
— Вы похожи на мальчишек-кадетов, выясняющих отношения на заднем дворе Академии, а не на доблестных космофлотоводцев Российской Империи! — продолжал греметь Граус, и голос его эхом отдавался от стен. — Какой позор! Вы подаете отвратительный пример подчиненным! Или вы забыли, что своими безрассудными выходками порочите честь мундира и достоинство всего офицерского корпуса?!
Пристыженные адмиралы, тяжело дыша, медленно разошлись по разные стороны стола, исподлобья глядя друг на друга и одергивая парадные мундиры, помятые в стычке. В зале повисла звенящая тишина. Птолемей
— Итак, господа адмиралы, делаю вам последнее предупреждение. Никто ни с кем не будет сражаться ни на каких дуэлях, по крайней мере до полного и окончательного завершения всех боевых действий против самозванца Самсонова, а также американских агрессоров, что по-прежнему стоят на границах нашего сектора контроля! Это не просьба и не рекомендация. Это прямой и недвусмысленный приказ вашего Верховного Главнокомандующего, обладающего всей полнотой власти в условиях военного времени, то есть, кто не понял — меня…
Птолемей чеканил слова, и взгляд его становился все более жестким и пронзительным. Понизив голос почти до шепота, он с расстановкой произнес:
— Поверьте, господа, невзирая на все ваши прошлые подвиги и высокие должности, я без колебаний применю к любому нарушителю этого приказа самые суровые меры. Любой из вас, от кого мне станет известно о бросании или принятии вызова на дуэль, будет немедленно объявлен государственным преступником. Я лично лишу его всех званий, наград и регалий и прикажу посадить на гауптвахту до самого конца войны. И поверьте — условия там будут далеки от тепличных, уж я об этом позабочусь. То же самое касается и всех офицеров, находящихся в ваших непосредственных подчинениях. Все ли меня хорошо расслышали и уяснили?!
Граус умолк и обвел притихших адмиралов тяжелым, немигающим взглядом, словно ожидая, не посмеет ли кто возразить или усомниться в его праве отдавать подобные приказы. Но все понуро молчали, опустив глаза и тяжело сопя. Каждый прекрасно понимал — железный Птолемей и в самом деле запросто исполнит свои угрозы. В суровых условиях войны любая дуэль между боевыми офицерами, любой мало-мальский разлад внутри командного состава флота карался согласно законам военного времени — вплоть до разжалования в рядовые и смертной казни перед строем. И даже высокие чины и былые заслуги не смогли бы спасти нарушителей от праведного гнева Верховного Главнокомандующего.
Убедившись, что его приказ услышан и осознан, Птолемей еле заметно кивнул и махнул рукой, приглашая адмиралов вернуться на свои места. Угрюмо сопя и бросая друг на друга испепеляющие взоры, военачальники расселись вокруг стола, всем своим видом демонстрируя покорность воле первого министра.
— Вот и славно, — удовлетворенно произнес Граус, когда воцарившаяся тишина убедила его, что накал страстей спал и подчиненные полностью взяли себя в руки. — Что ж, господа, если позволите, я скажу сейчас несколько слов, после чего мы навсегда закроем эту печальную и постыдную тему внутренних раздоров. Для всех нас наступил решающий момент, который определит дальнейшую судьбу Российской Империи. Мы не имеем права на разногласия и распри, надеюсь вы это понимаете…
Повернувшись к Юзефовичу, Птолемей смягчил тон и произнес, глядя прямо в глаза Карлу Карловичу:
— Адмирал Юзефович, позвольте еще раз выразить вам самую искреннюю радость от лица всего командования по поводу вашего чудесного спасения. Мы безмерно счастливы видеть вас живым, невредимым и полным решимости продолжать борьбу. Ваше мужество и стойкость, проявленные в жестокой битве в звездной системе «Венёв», вызывают восхищение и уважение. Как и то, что, несмотря на понесенные потери, основной костяк вашего доблестного Балтийского космофлота сумел уцелеть и сохранить боеспособность.