Адмирал Канарис - "Железный" адмирал

Славин Станислав Николаевич

На западе рейху по-прежнему противостояла Англия; на востоке Советский Союз аннексировал одну за другой страны Прибалтики и Бессарабию, медленно надвигаясь на Германию.

Фюрер боялся, что в один ужасный день Россия найдет общий язык с Великобританией. Чтобы предупредить их альянс, имелось лишь одно средство: следовало немедленно разгромить англичан. Генерал Йодль предлагал фюреру два варианта ведения войны: либо впрямую оккупировать острова, либо изгнать англичан из Средиземного моря, для чего следовало захватить Суэц и Гибралтар.

Гитлер

в молодости был англофилом. Он и теперь не хотел превращать любимый некогда остров в руины. Фюрер решил, что сломить Британскую империю можно, отняв ее колонии, лишив владычества на морях. И начать надо со Средиземного моря, точнее, с Гибралтара.

12 июля Йодль набрасывает схему взятия Гибралтара и убеждается, что ни сам он, ни руководство ВМФ не знают о положении дел в Южной Испании. Тут он вспомнил о Канарисе. Адмирал чувствует себя на гребне славы. Теперь руководство вермахта разрабатывает свой стратегический план вместе с ним! ¹⁵

Через несколько дней Канарис, Пикенброк и Микош подготовили план нападения на Гибралтар. Крепость предлагали атаковать одновременно с моря, суши и воздуха. Через три дня, полагали разработчики, Гибралтар перейдет в руки немецкой армии.

2 августа Канарис представил план нападения Кейтелю и генерал-майору Варлимонту, заместителю Йодля. Через пять дней Варлимонт велел своим помощникам разработать схему взятия Гибралтара, которую показали Гитлеру.

Фюрер сказал, что подумает, и положил бумаги в долгий ящик.

Но Канарису уже не терпелось взяться за дело. 12 августа его секретарь Пикенброк передал Варлимонту, что адмирал Канарис хотел бы лично продолжить разведку Гибралтара, и попросил конкретные инструкции. Генерал не знал, что и сказать. Отделался обтекаемой фразой: «Ни в коем случае нельзя привлекать внимание гарнизона к подготавливаемому нами наступлению...»

Канарис уехал в Альхесирас. Встретился с тамошним офицером абвера майором Фрицем Каучке; снова поездил в окрестностях цитадели, потом отправился в Португалию. И лишь оттуда с неохотой вернулся в свой кабинет.

# ¹⁵ #

Тем временем в Берлине приняли важное решение. 24 августа Гитлер одобрил план «Феликс». Этого и ждал адмирал. Тут же он побывал у Гальдера и напомнил, что теперь и он участвует в разработке операции. Канарис так бесцеремонно вмешивался в работу штабистов, что те начали ворчать: «С какой стати шеф разведки занялся оперативным планированием?»

В свою очередь, адмирал стал жаловаться на них Гальдеру. Начальник штаба терпел. Он понимал, что в Испании без Канариса трудно обойтись. Ни один штабной офицер не мог бы подготовить операцию лучше абверовцев.

Впрочем, не только тайны британской крепости беспокоили генералов. Как-то странно стал держаться и Франко. Теперь он, видимо, жалел об обещаниях, поспешно данных в июне, в дни германского триумфа. Каудильо взвешивал шансы. Его страшила Англия.

Потеряв союзников, она невозмутимо вела войну, и до победы над ней, похоже, было далеко.

Шансы Гитлера понемногу улетучивались. От прямого вторжения на острова он пока отказался. Самолеты люфтваффе еще совершали налеты на Англию, но с каждой неделей дела в воздухе складывались все хуже для немцев.

Франко втайне сделал свои выводы. Он медлил, затягивал с решениями и, кажется, не собирался вступать в войну. Канарис ясно чувствовал это.

ципе, — отвечал Франко, — он готов к союзу. Только стране нужно продовольствие. Нет у Испании современного вооружения. Особенно плохи дела с тяжелой артиллерией — а без нее не обойтись под стенами Гибралтара».

О штурме крепости немецкими частями он и слушать не захотел. «Гибралтар может быть завоеван только самими испанцами», — заявил он.

«Лучше я велю выдернуть себе зуб, — злился фюрер, — чем еще раз соглашусь что-нибудь обсуждать с каудильо!»

В конце концов Франко пообещал, что непременно вступит в Пакт трех держав, заключенный Италией, Германией и Японией 27 сентября, и даже подписался под секретным протоколом, обязывающим его принять участие в войне против Англии.

* * *

Однако Канарис, узнав подробности совещания в Хендайе, сразу понял, что на Испанию надеяться нельзя. И оказался прав. Через пять дней случилось событие, которое развеяло последние иллюзии немцев. 28 октября итальянская армия, стоявшая в Албании, неожиданно напала на Грецию. Британцы немедленно пришли ей на помощь и высадились на континенте.

Своеволие дуче спутало все карты Гитлера. Когда ранним утром 28 октября ему сообщили о войне, он во весь голос стал поносить норов дуче, однако перед встречей старательно замаскировал свой гнев: Муссолини ему мог пригодиться. И даже изволил улыбнуться, когда во Флоренции навстречу ему вышел сияющий дуче: «Фюрер, мы маршируем!»

Впрочем, ликование было недолгим. Два дня спустя итальянское наступление захлебнулось. В середине ноября греческие войска перешли в контрнаступление и оттеснили агрессоров в глубь Албании. Мало того: англичане заняли Крит. Вот-вот могла разразиться новая балканская война, и тогда Германия лишилась бы румынской нефти.

Военное положение на Балканах стало столь угрожающим, что Гитлер решил помочь союзникам. Чиано еще твердил своему тестю Муссолини, что скорее застрелится, чем попросит помощи у Риббентропа, когда офицеры вермахта уже готовились к новой операции «Марита». Целью ее были действия против Греции.

* * #

Итальянское фиаско сильно подействовало и на Франко. По словам историка Детвилера, в октябре 1940 года каудильо решил для себя не участвовать в войне.

Канарис понял это сразу, когда 12 ноября еще раз приехал в Испанию, чтобы узнать, можно ли вернуться к подготовке операции с Гибралтаром, а заодно и посмотреть, готовится ли Франко к войне.