Афиканский роман
Шрифт:
"Баба с воза – кобыле легче", – прокомментировал Иван Иваныч.
"Pardon… au revoir", [145] – отбыл наказание Нуридин.
"Оревуар, дружок, – на смешанном языке попрощался Илья Борисович. – Он что – один за всех старается?" – полюбопытствовал шеф, когда провинившийся стажёр был отпущен на все четыре стороны.
"Что – то в этом роде", – замял разговор Иван Иваныч.
"Пусть будет по – вашему, – уступил Илья Борисович. – Итак, не забудьте: милости просим на день рождения".
145
Извините…
Расшалившийся шеф помахал носовым платком спевшемуся дуэту, отдал честь – и отправился восвояси.
"А ты куда, милая? – Иван Иваныч притормозил разбежавшуюся девушку. – Нет уж, погоди, голубушка. Нам надо погутарить".
"О чём?" – споткнулась о порог Лариса.
"О тебе, обо мне, о нашей совместной работе".
"Чего вы от меня хотите?" – напрямик спросила переводчица.
"Чтобы ты прекратила шуры – муры, перестала со всеми ругаться, усидчиво работала – и тогда в следующем году мы переберёмся в столицу".
"Вы сами себе противоречите, Иван Иваныч, – раззадорилась острячка. – Одно из двух: либо ругаться, либо шуры – муры".
Девушка упёрла руки в бока – и рассыпалась соловьиной трелью. Мужчина заглянул ей в рот, утёр сальные губы и прилежно замурлыкал, поддерживая весёлую компанию. Ларисе несколько полегчало, когда она высмеяла накопившуюся в сердце боль.
"Всё", – отвесила низкий поклон игривая переводчица.
"Как бы мы с вами… работали, если бы вы… подчинились", – раскрыл душу Иван Иваныч.
"А если не подчинюсь?" – поинтересовалась девушка.
"Тогда придётся принимать меры", – без околичностей ответил мужчина.
"Например, объявить меня сумасшедшей?" – уточнила Лариса.
"И это не исключено", – выложил козырь Иван Иваныч.
"А судьи кто?" – помянула девушка вечно живого Чацкого.
"Да уж какие есть", – посетовал на жизнь Иван Иваныч.
Лариса не совладала с собой – и снова залилась смехом.
"Весёлая ты девица! – восхитился не старый ещё мужчина. – Ну, чего тебе стоит? Ну, подчинись, пожалуйста".
Лариса хохотала до колик в животе. Уловив особые признаки, отдышалась, чтобы не подорвать здоровье.
"Я попробую", – снизошла к карьеристу сердобольная девушка.
"Вот и ладненько, – перевёл дух Иван Иваныч. – И когда же мы начнём?"
"Начнём эксперимент на дне рождения, – приказала переводчица. – А сейчас я иду в горы. Хотите со мной?"
"… Горы? Какие теперь горы? – замешкался с ответом преподаватель. – А я ведь тоже был молодой и отчаянный…»
Васильки в глазах Иван Иваныча покрыла роса, а рассудок затуманили грёзы и мечтания. Но… через минуту туман рассеялся, влага испарилась, синий взгляд стал сухим и предельно ясным.
"Встретимся на дне рождения?" – заискивающе спросил преподаватель и, получив обнадёживающий ответ, бросился в погоню за карьерой.
"А ведь он, пожалуй, прав, – посетила девушку крамольная мысль. – Из нас двоих точно кто – то сумасшедший: или я, или он".
Взвесив все доводы, Лариса выбросила тяжкую мысль из легковесной головки – и отправилась
Нарушив регламент, девушка прибыла на сабантуй раньше заявленного часа. Оторвав от сердца привезённые из Москвы «Climat», [146] она передала пахучую жидкость в заскорузлые руки Татьяны Игоревны. Та протёрла флакон бумажной салфеткой и выставила ценный экспонат для публичного рассмотрения.
"Сава?!" [147] – перекричала музыку блёклая хозяйка дома.
Блистательная гостья царственно взглянула на вопиющую серость и одарила её голливудской улыбкой.
146
Название духов
147
Как дела? (испорченный французский язык)
Спору нет, поработавшая над собой девушка была сказочно хороша, и все немногочисленные мужчины смотрели на неё как заворожённые. В отличие от сильного, слабый пол отнёсся к чаровнице предвзято и неприязненно.
В этот вечер Лариса взяла реванш за все неприятности, которые сыпались на её бедную головку, как из рога изобилия. К внешним данным она присовокупила внутренние и подчинила себе присутствующих блеском ума и изыском выражений. Насилуя голосовые связки, Лариса затмевала даже виновницу торжества с её вокальным мастерством. А когда она отплясала казачка, мужчины сдались на милость победительницы. Шеф миссии пытался повлиять на красавицу и добиться права на все последующие танцы, татарские джигиты учили девушку восточным напевам, а потерявший выдержку Иван Иваныч, не таясь, любовался переводчицей – и чуть не выдал все перипетии их сложных взаимоотношений. Небезопасная слава советской куртизанки Ларисе была ни к чему – и она усилила опеку над разомлевшим от горячего вина преподавателем.
"А вы, как я погляжу, действуете в унисон", – выговаривал девушке Илья Борисович, больно сжимая в объятиях субтильное девичье тело.
"Я вас не понимаю", – отбивалась от шефа переводчица, энергично размыкая кольцо мускулистых рук.
Лариса танцевала со всеми мужчинами по очереди, но предпочтение заметно отдавала Иван Иванычу. Причём во всех случаях инициатива исходила от предприимчивой переводчицы, так как под недремлющим оком Зои Львовны верный муж так и не решился пригласить девушку на танец.
«Вы довольны?» – не забывала спрашивать Лариса.
"Оч… дов… " – глотал слова Иван Иваныч.
Разгулявшаяся девушка допелась и дотанцевалась до того, что обычно сдержанный Андрей Владимирович поднял бокал за новую старшую переводчицу – Ларису Николаевну Гончарову. Земфира Наумовна сначала схватилась за голову, потом забилась в истерике и под конец опрокинула на пол стул и чуть не сорвала дверь с петель. Осмеяв неудачницу, советская миссия продолжала самозабвенно кутить и разошлась в глубокую ночь. Потерявший пьяную голову шеф уговаривал Ларису скорее переходить в старшие переводчицы и уделять ему больше внимания.