Африканский дневник
Шрифт:
– «Каир – отплывающий плот: он приплыл; все иное закрыл; и теперь – отплывает».
– «А что наплывает?»
– «Мемфис, Гелиополь…»
И кажется: злая, сухая Кахера [110] – хамсинная дымка Мемфиса – «Дахабие» напоминает ладью египтян: и кормой, и косым наклонением паруса; где ты, Каир? Голоногие дети расставили сети в теченье столетий, и вытянув нильские илы на берег Мемфиса, слепили Кахеру; наплыв наводнения смоет Кахеру блистающей бездной забвения; воды текут как тогда, от таинственных лунных вершин, где ахум [111] , как на фреске Египта, начертанной на потолке «мастаба», все стоит с перетянутой тетивой
110
Арабское название Каира.
111
Обитатель верховьев Нила, сохранивший в быту культурные формы древнеегипетских эфиопов (см. Стэнли).
Из «дахабие» выскочить бы: побежать бы по звонкому золоту ясным апостолом, не убоявшимся вод; убежать в Гелиополь по звонко зажженным мостам; но – разъялся тот мост: голубое крыло пробегающей встречной фелюги разрезало золото; и золотая змея с золотой головой улизнула в глубины.
– «Смотри, выплываем!»
– «Каир за плечами…»
– «Там зелень полей!»
– «Это – хлопок!»
По берегу стены коричневой, бедной лачуги: и дети расставили сети в теченье столетий; и кажется: Нил – вытекает из неба; и – в небо течет; темнокубовый лодырь выносит меня из «дахабие»; и через воду несет на руках до прибрежных травинок; выносит он Асю; и – бережно ставит на берег, где пучатся лопасти листьев, где капают влагой они; в рогорогие чащи идем – через чащи; и видим: стволистые бурости пальмовых рощ; закричал козодой: из кустов – над водой.
Меж валами канальца бежит (ты сказал бы: бежит по земле) острый парус: и белые, синие полости треплются, а из соцветия тупо просунулся буйвол, лениво жующий; и земли жиреют парами.
– «А? Что это?»
– «Это – папирус!»
– «Папируса нет: но он – рос».
Каср-ешь-Шамах
Обветшалый такой акведук, точно римский, когда-то водою снабжал Цитадель; начинается прямо за ним протеснение домиков: «старый Каир», где стекаются пестряди помесей древне-египетской крови с Европою времени римского и византийского блеска, и – пестряди помесей этих в смешении с арабами; первая помесь сохраннее в коптах; вторая феллахи.
Здесь часть населения отвергла Ислам; и – задвинулась общиной христиан за стенами: то – копты, в которых египетский предок бежит по артериям, напечатляяся в богослужебные книги; для нынешних коптов едва ли понятны они, потому что арабский подстрочник приложен к читаемым текстам; отправясь от них, могли верно приблизиться к древне-египетским буквам; по Изамберу меж коптским и древне-египетским видится точно такая же связь, как между италианским и римским. Средь коптов встречаются: евтихиане, католики, православные; быт христиан – искажен: лихоимством, подделкой и ловким обманом ославлены копты; они – математики; им поручили когда-то финансы Египта; когда-то считалась столицею их ель-Файюмэ, лежащая около «крокодилополя» [112] , около лабиринта и около пирамиды мэридского озера; здесь проживают в квартале, имеющем наименование «Каср-ешь-Шамах», до сих пор еще копты; и здесь проживали они в миновавших столетиях: при Саладине еще.
112
Усыпальщица священных крокодилов.
Эта улица есть ель-Гури; здесь чернеют из стен головные
113
Злой дух.
Вы – проходите в брешь: деревянною дверью; и вы – в лабиринте облупленных, дохленьких уличек, где разбросались все церковки, неотличимые от соседних домишек; везде над дверями кресты отмечают святыню за ними, куда вы проходите в пахнущий дворик; на двориках розвальни церковок, где вас охватит и спертость, и сырость, и мрак, как в подвале: когда зажигаются свечи, вы видите иконостасик; он – деревянный: коричнево-темный, коричнево-черный, резной, с инкрустацией; и от резьбы оторваться нет сил!
Инкрустация здесь выщербляет орнамент, где черные, белые, коричневые линии вьют арабески из малых, точеных зверьков, вперемежку с пальметтами; всюду – святые угодники; а на стенах – примитив: византийские лики с потухшими красками.
Помню я церковку: с неподметенного дворика через проломы стены пробрались в эту церковку мы; опупелый баран вслед за нами заглядывал: с неподметенного дворика, через проломы стены; загрязненные коптские пастыри (все, что ни есть!) потянулись за нами: вернее прельстил их бакшиш; потянулись из дворика – в церковь; из церкви – на дворик.
Запомнилась церковка: это обитель святого (как кажется) Сергея, переделенная натрое; посредине пустело свободное патриаршее место; а справа и слева – отделы: мужчины и женщины молятся здесь раздельно.
Святая Варвара запомнилась старой слоновой костью своих инкрустаций.
Мы, помнится, переглядели шесть церковок; копты, мальчата и «хахи» гонялись за нами; и тело зудело и гари снедали; и уши мои разрывали, крича, горлачи; «обакшишил» я всех: залетали вокруг серебристые доллары, пьястры – в сплошной горлодер; полицейский за нас заступился; пока он оттискивал злую толпу, мы – бежали, не видя мечети Амры, восстающей по близости: в центре Каира.
Центры
Где красный халат перемешан с пикейным жилетом, где бродят надменные дэнди, где бредит тюрбан трескотней – посредине бульварчика Магомет-Али коричневеет коробка из камня, открывшись с одной стороны библиотекой с публичной хедивской читальней; в книгохранилище шестьдесят тысяч книг, из которых одна половина – арабские манускрипты; есть ценные списки корана; студенты, воняющие одеколоном и луком, влетают в открытую дверь; и потом вылетают обратно.
Другой стороной открывается камень коробки арабским музеем, где гранная бронза пестреет хвостами павлинов и странными вазами: полными формами выперта пышно; надгробные, передробленные, ассуанские камни; и ярко кричат инкрустацией мраморы; быстрою искрою жгут мозаичные плиты; эмирская люстра яснеет, тяжелою медью; блистают: подсвечники, люстры и лампы, и кубики, и чашки, и яшмы, и – что там еще? Через зал деревянных изделий проходишь средь чаш инкрустаций; и точит узоры слоновая кость; табуреты, резные пюпитры, с которых читают коран; переходишь через зал деревянных дверей, металлических (бронзовых, медных, железных, чугунных), которые украшали мечети, в уютную комнату, полную крепкой керамикой; зала сирийских фаянсов; вон там отливается в фиолетовые фаянсы фантазия Персии; ткани всех качеств, мастей и отливов; ковровые волны и пятна платков.