Африканский ветер
Шрифт:
— Поедем на небольшое сафари, — сказал он с надеждой, что мы устали и пошлем его куда подальше с этой поездкой.
Я с исключительной любезностью ответил ему, что встретимся, как обычно, у выхода.
У меня были талоны, выданные очаровательной Цвинке из отеля «Дайане Риф». Я попытался сориентироваться в холле, наполненном путешественниками, как парижское метро в час окончания рабочего дня. Перед ресепшеном стояла очередь из японцев. Сидевшие за стойкой абсолютно спокойные две женщины и мужчина выдавали ключи от номеров клиентам, чьи фамилии называл руководитель очередной группы.
Все здесь было великолепно:
Почувствовав позывы, я отправился на поиски туалета. Там царила швейцарская чистота. Я очень долго держался, водитель не захотел останавливаться под предлогом того, что однажды он отправился помочиться в кусты и расстегнул ширинку перед укрывшимся в листве львом. Он запретил нам справлять малую нужду, ссылаясь на полный запрет, действовавший по всему маршруту поездки по заповедникам. Я долго мыл руки, долго сушил их под струей горячего воздуха, словно собирался идти к кому-то в гости. С Энни мы встретились, когда она выходила из двери женского туалета. Мы впервые обменялись с ней заговорщическими подмигиваниями и направились в столовую. Там метрдотель в красной расшитой галунами куртке спросил наши фамилии и номер комнаты. Для мистера и миссис Ландлер был зарезервирован изысканно накрытый столик, стоявший у окна со сверкающими чистотой стеклами. Узнав, что мы хотели бы выпить, он предложил нам пройти к передвижным столикам, которые ломились от обильной пищи. Жареные ломтики говядины, горки кусков курятины, всевозможные салаты, горячие и холодные, подогреваемые котлы со спагетти, с горками риса, украшенными маслинами, десерты, клубничные и лимонные муссы, всяческие сласти. Это было еще шикарней, чем в предыдущих гостиницах. Все было великолепно, так великолепно, что можно было умереть от обжорства!
Когда мы вернулись к столу с полными тарелками и сели, у меня снова заболело горло. Я не мог ничего проглотить. Я промыл горло водой. А вдруг у меня был рак, который развивается с неслыханной быстротой?
— Посмотри! — сказала Энни.
Мимо окна шел мужчина масаи в красной накидке с несколькими рядами бус на шее. Мочки его ушей отвисли до плеч под тяжестью серег. Волосы были собраны в тутой пучок, он медленно, но уверенно стучал палкой по искусственным и живым лианам, прогоняя обезьян. Этого масаи мы увидели потом в зале приема напитков, где, отдыхая от работы, он пил кофе и курил сигарету, оставляя ее время от времени приклеенной к нижней губе, как поступает парижанин со своим окурком. В руке у него был транзисторный радиоприемник, он слушал новости на английском языке.
— Тебе надо отдохнуть перед вечерним выездом, — робко сказала Энни.
Я с ненавистью подумал о зебрах, весь мир я видел полосатым. Энни была полосатой, столовая была полосатой, все вокруг было в черных и белых полосках.
— Да, ты права, пойду лягу. Ты не устала?
— В любом путешествии устаешь, — ответила она.
Я прикусил губу, она посмотрела на меня с беспокойством. На ресепшене служащий протянул нам ключ с тяжелым деревянным медальоном. При отъезде его невозможно было забыть сдать. В сопровождении любезной служащей, пройдя по дорожке, окаймленной тощими кустами, мы подошли к нашему номеру, занимавшему половину бунгало. Через стекло огромного окна увидели прогуливавшихся слонов.
— Вот они! — воскликнула Энни — Они пришли. Я их обожаю. Ах, как здесь красиво!
У меня появилось удивительное ощущение отсутствия.
— Могу я потрогать твой лоб? — спросила она — Два дня назад, когда я попыталась узнать, есть ли у тебя температура, ты сделал такое лицо…
Я покорно наклонился к ней.
— Валяй, доктор.
— Думаю, что у тебя температура, — сказала она со стыдливостью крепких людей, которые никогда в жизни не болеют до того самого момента, когда их больными перевозят в больницу, где они умирают, онемевшие от удивления.
— После обеда тебе станет лучше, Эрик. Эта вылазка тебя развеет.
Она очень хотела поехать на эту экскурсию. Все микроавтобусы уезжали в четыре часа и, как правило, в одном направлении. Меня охватил озноб.
— У тебя мурашки! — сказала она, — Никогда не видела мурашек на лице или на шее. Это странно. Можешь показать мне свои руки?
Я подчинился, волосы на руках тоже поднялись.
— Возможно, у меня на что-то аллергия, — сказал я, почти извиняясь.
Я готов был упасть.
— Постой! — сказала Энни.
Она открыла свой чемодан.
— Держи, это очень эффективный антибиотик.
Я покорно проглотил таблетки, которые она мне дала. В дверь постучали. Я открыл и увидел служащего отеля с конвертом в руках.
— Мистер Ландлер?
— Я.
— Вам сообщение. Они должны были вручить его вам на ресепшене, но там было столько народа… Приносим наши извинения за это упущение…
— Все в порядке, — сказал я, — Спасибо.
Закрыв дверь, я сел на кровать и разорвал конверт: «Ваше молчание меня беспокоит. Просьба срочно связаться. Крайняя необходимость переговорить с Энджи. Надо решить проблемы с компанией».
Я скомкал телеграмму.
— Все осложняется… Энни. Сэндерс хочет, чтобы я ему позвонил. Как только нас с ним соединят, ты его выслушаешь, а я шепну тебе ответы.
— Дело заходит слишком далеко… — озабоченно произнесла она. — Если мы будем продолжать мухлевать, это будет почти злоупотреблением доверия, разве нет? А если он потом привлечет меня к суду? А? Когда обнаружит, что я его обманывала. Если твоя жена нас не защитит, у нас будут крупные неприятности. Эта шутка, если ее можно так назвать, далеко нас заведет.
Я успокоил ее и уговорил пойти со мной на ресепшен, где узнал, можно ли позвонить в США. Служащий стал извиняться:
— Это трудно сделать, мсье. В четырех километрах отсюда на посадочной полосе есть переносной телефон. Оттуда можно позвонить в Найроби, и вас свяжут с тем местом, которое вы укажете.
— Мне бы хотелось поговорить с Лос-Анджелесом.
— С Лос-Анджелесом?
Он подумал и сказал, что центральный коммутатор в Найроби, несомненно, сможет мне помочь. Надо было поговорить с ними.