Агент Их Величеств. Часть 2
Шрифт:
Тонкий белый палец – просто обтянутая бледной кожей кость – тронул переключатель, кресло развернулось на месте, и покатило прочь, но на этот раз не так быстро, со скоростью неспешно прогуливающегося человека. Фигаро вздохнул, и последовал за лордом Фанетом. Он, наконец, смог ощутить слабый, едва заметный больничный аромат, разлитый в холодном воздухе: спирт, карболовая кислота и какая-то почти неуловимая алхимия. Сильнее всего был запах издаваемый креслом – озоновый шлейф мощной электрической батареи.
– Могу я узнать, – Фигаро прочистил горло; его не отпускало странное ощущение духоты, хотя воздух в доме сложно было назвать спёртым, – как давно вы живёте
Произнеся эти слова, следователь неожиданно понял, как они прозвучали и, ужаснувшись, поспешил объясниться:
– Ох, простите, я имею в виду... Этот дом... Вы, наверное, знаете...
– Знаю, – прошипел воздух в дырявой гортани человека в кресле, – не напрягайтесь. Среди местной черни ходят легенды о некоем бедламе, что некогда располагался в этих стенах. Но это чушь. Дом был построен для генерала Хорта, ветерана Большой войны, однако генерал до окончания строительства не дожил – перепился до смерти на охоте. Его же близким сия обитель оказалась в тягость, посему она и была выставлена на продажу. Когда цена упала до приемлемой, я купил дом – ровно год назад, почти день-в-день – и вот уже несколько месяцев коротаю здесь свои последние дни. Более об истории сего строения мне неведомо ничего. Для меня достаточно того, что эти стены станут моей последней обителью. Право же, это место на самом деле вовсе не так безотрадно, как может показаться на первый взгляд. Здесь есть призраки – весьма кроткие и тактичные создания, местный домовой старателен, а мелкую Другую ветошь вроде Ночных Летунов и пылёвок Орден Строгого Призрения извёл под корень. Весьма любезно с их стороны.
Опять раздалось булькающее шипение – хозяин дома смеялся.
Они шли, вроде бы, по широкому коридору, тускло освещённому крошечными газовыми огоньками, но этот бледный мертвенный свет лишь искажал перспективу: Фигаро казалось, что они движутся не по прямой, а как бы постоянно подворачивая вправо, чего, разумеется, быть не могло.
«И ещё: нет тут никаких домовых. И призраков тоже нет. Вообще никаких следов Других. Нетипично для старого дома, но... зачем этому Фанету врать?»
– Вы работали в ОСП?
– Ударный Отряд. Моё отделение специализировалось на инвазиях Других существ. Гидры, драконы, Лёгкие Вампиры и вампиры обычные – всего этого на моём счету предостаточно, и если бы у Нелинейной Гидры была голова, которую можно было бы повесить на стену, то я бы показал вам презабавную инсталляцию. Кстати, Немых Теней я тоже развеял по ветру немало, но вот последнюю... – Лорд Фанет издал странный звук, который следователь идентифицировал как разочарованный вздох. – Из многомерных лабиринтов, которые создают эти твари выход найти тяжело. Ну да неважно – что было то было, и время вспять, увы, не обратить.
Что-то звонко щёлкнуло, раздался деревянный скрип, и перед следователем распахнулись большие двустворчатые двери, которых он не заметил в темноте.
Поток света, хлынувший из-за дверей, был так ярок, что Фигаро на несколько секунд буквально ослеп. Протирая кулаками слезящиеся глаза он сделал несколько неверных шагов вперёд и в нерешительности замер. За его спиной мягко щёлкнул дверной замок – двери, что пропустили их сюда, сами по себе закрылись.
– Простите, – прошипел из ослепительной пустоты голос лорда Фанета, – я не предупредил вас про свет. Здесь специальные стёкла с наружными линзами, они фокусируют солнечные лучи, а затем рассеивают. Весьма остроумное изобретение немецких оптиков.
Зрение постепенно возвращалось к следователю: из переливающегося сверкания постепенно проступали контуры предметов:
Они стояли в большом зале, где пол был устлан грубой серой бумагой, заляпанной разноцветными красками. У стен стояли холсты – как уже загрунтованные, так и ещё не распечатанные, на низких столиках громоздились баррикады из тюбиков с красками, банками в которых откисали разных размеров кисти, а также куча других приспособлений, которые следователь идентифицировать не мог, но явно имевших отношение к картинам: написанию, реставрации либо корректированию оных.
В зале, как уже упоминалось, имелось множество мольбертов – больших и малых – однако Фигаро сразу же заметил одну странность: все картины, стоявшие на них, были закрыты чем-то вроде картонных щитков с креплениями похожими на маленькие изящные струбцины. Щитки не прилегали к картинам на мольбертах вплотную, однако располагались достаточно близко, чтобы полностью скрыть то, что там было изображено.
Зато на стенах...
Фигаро никак нельзя было назвать ярым фанатом живописи, однако Моне от Шолохова он бы точно отличил. Он видел много частных коллекций, где были собраны картины самых разных мастеров со всего света, но эти коллекции не трогали следовательское сердце практически никогда, поскольку их хозяева собирали свои сокровища либо по принципу «дороже, чем у соседа», либо сосредотачивались на том, чтобы собрать все работы какого-то конкретного автора. Фигаро, которому у того или иного мастера нравились, как правило, три-четыре работы, разглядывая подобные коллекции откровенно скучал.
Зато картины, собранные в этом зале, вызвали у следователя самый искренний восторг. Ещё бы!
Здесь пасторальные пейзажи Шанталье мирно соседствовали с дремучими чащобами Петрова, где задумчивые лешаки мерно брели по своим кривым тропам, а миниатюры Клейна радовали душу своими неизменными дамочками на пикниках и холмами Южной Лютеции. Возможно, здесь даже было несколько оригиналов – этого Фигаро сказать не мог, поскольку не был искусствоведом, однако в глаза бросалось то, что хозяин дома собирал свою коллекцию просто следуя велению сердца, а не цепляясь за маститые фамилии и дороговизну полотен.
К тому же, у Фигаро с лордом Фанетом явно во многом совпадали вкусы.
– Прекрасно, просто великолепно! – следователь восхищенно всплеснул руками, сделав пару шагов по направлению к одному из ранних Шанталье: маленькая деревенька на склоне поросшего редким лесом холма. – Вы коллекционируете? Рисуете?
– И то и другое. А также реставрирую, и это, увы, получается у меня лучше всего. Меня называют неплохим пейзажистом, господин следователь, но дело в том, что неплохих пейзажистов – море и два океана. Известным художником мне не стать. Однако я спас два прекрасных портрета кисти Гигера и почти с нуля восстановил пострадавшего при пожаре в галерее Бернса Моне... Кстати, это, собственно, весь первый этаж дома. Могу показать ещё и кухню, но там недавно травили крыс.
– Ничего, я обойдусь. – Фигаро, чьи глаза к этому времени почти привыкли к яркому свету, наконец, смог рассмотреть его источник: высокие стрельчатые окна. В них были вставлены так называемые «алебастровые» стёкла: белые непрозрачные панели, прекрасно рассеивающие свет. «Должно быть, работать с полотнами в таких условиях – одно удовольствие, – подумал следователь. – Жаль только, что хозяину дома, похоже, осталось заниматься этим не так уж долго». – Однако мне хотелось бы задать вам ещё пару вопросов, если вы не возражаете.