Агент силовой разведки
Шрифт:
– Это все?
– Да.
Саламбо забрал деньги со стола и, кивнув на прощанье, вышел из студии.
Мартьянов закрыл за ним дверь и подошел к Анри сзади. Рывком, взяв его за плечи, опустил его пиджак и, выбив из-под него стул, буквально вытряхнул Анри из пиджака.
– Ну-ка, что тут у нас. Ну надо же, – Мартьянов вынул из кармана «вальтер». – Не тот ли это ствол?..
Анри, зарычав в бешенстве, бросился на противника головой вперед. Мартьянов, как тореадор мулетой, взмахнул его пиджаком и отпустил, выставив на пути Анри ногу. Тот упал лицом вниз. Перевернувшись на спину, попытался встать. Мартьянов не стал ему препятствовать.
– Хочешь узнать правду, Анри? Твоя мать работала на советскую разведку. Она сильно сомневалась в тебе. Что бы ты сделал, получив доступ к
Мартьянов неожиданно резво для своего веса сблизился с Анри и ударил его рукой в солнечное сплетение. Тот ахнул и, ловя ртом воздух, опустился на колени. Мартьянов схватил его под мышки и подтащил к двери.
– Ты, наверное, заметил мою нелюбовь к площадкам.
Для полного Анри этот порог был равносилен краю обрыва. Он схватился было за наличник, но Мартьянов опередил его и сильно толкнул в грудь. И мысленно отсчитывал ступеньки. Так и есть, он не ошибся: спустившись вниз, он увидел тело Анри, скатившееся до двери, ведущей в экспозиционный зал. Директор музея умер, сломав себе шею.
Габриэла вышла из смежной комнаты и подошла к окну. Внизу она видела ухоженный дворик и роскошные цветники. Мартьянов сам ухаживал за своим садом и не стеснялся черных лунок под ногтями. Задняя дверь галереи, выходившая во двор, распахнулась, пропуская Мартьянова с садовой тележкой. Он проехал с ней десять метров и остановился. Ноги Анри задевали за мощеную дорожку, и Мартьянову пришлось скрестить их и связать веревкой, приложив немало усилий и времени. Наконец он снова тронулся в путь, который лежал к западной оконечности этого полуостровка, оборудованной мостками на опорах и вечно раскачивающимся на волнах боном. Нетрудно было догадаться о намерениях маячника. Только вот справится ли он в одиночку? Нужно было обладать сноровкой докера, чтобы провезти груженую тележку по мосткам и въехать с ней на бон с его узким деревянным настилом; даже в легкую качку ходить по нему было непросто. А как он собрался переносить тело в катер? Используя принцип «еще немного сил найдется всегда»? Тут ему без помощника точно не обойтись. Габриэла представила, как Мартьянов, намаявшись в одиночку, машет ей рукой, она спускается, и они вдвоем, взяв директора за руки и ноги, бросают, раскачав, на счет «три» в катер. Да, на это представление можно продавать билеты. Она усмехнулась.
Насколько Склодовская поняла Мартьянова, у него было небольшое окружение, никаких доверенных лиц, все дела решал сам. Иногда для охраны и особых поручений он привлекал наемников, которых с ним связывали только деньги.
Габриэла редко курила. Однако в этом отпуске позволяла себя полпачки в день. Сама себе объяснила это желанием снять усталость и напряжение, охотой вникнуть в суть непонятных ей вещей и поступков Мартьянова. Она прикурила тонкую сигарку и продолжила оценивать гостеприимного хозяина по десятибалльной шкале. Да, у него получилось ровно, буквально по одной доске провезти тележку по мосткам и с разгона завезти ее на бон. Остановка. Что дальше? Дальше Мартьянов вывалил мертвый груз из тележки и вывел ее обратно на мостки, осмотрел, проявляя искреннюю заботу и любовь к своему садовому инвентарю.
Вернувшись на плавучий причал, Вадим спрыгнул с него в кокпит катера. Это был красивый, способный на равных соперничать с моторной яхтой катер: с высокими белоснежными бортами, не меньше семи метров в длину, со спасательным кругом на носовом люке. Мотор завелся с пол-оборота. Оставив его работать на холостом ходу, Мартьянов размотал нейлоновый фал и бросил один конец на понтон; второй конец закрепил на утках, соорудив нечто вроде трапеции. Привязав тело Анри за ноги и продев его в спасательный круг, отдал швартов и дал газу. Фал натянулся и сдернул тело директора музея в воду. Оригинальное решение, равнодушно заметила Габриэла, провожая эту морскую труповозку взглядом. Катер шел на малых оборотах, чтобы не оторвать трос и не вырвать утку. Он отошел довольно далеко от берега, на милю наверное, и остановился.
Мартьянов вернулся весь мокрый от соленых брызг, бросил майку на спинку кресла, надел сухую, посетовав:
– Все приходится делать самому.
– Чтобы вышло хорошо?
– Ты такая проницательная, просто обалдеть можно.
– Не хочешь рассказать, что здесь вообще происходит?
– Выпьешь со мной? – начал успокаиваться Вадим.
Склодовская пожала плечами: почему бы и нет?
Сегодня она была одета в сарафан-майку ниже колена и выглядела в ней молодо и сексуально. С Вадимом они провели ночь в одной постели. Габи проснулась в пять утра, когда до восхода оставался час или два, а луна не спешила покидать небосклон.
Мартьянов принес ей скотч, и они выпили. Он приступил к делу.
– Ты до сегодняшнего дня была уверена в том, что помогала Лугано подчищать за военной разведкой и МИДом во избежание «эскалации польско-российского противостояния». Я цитирую тебя. Но это всего лишь ширма. Лугано охотится за коллекцией драгоценностей. Крайца он убрал как свидетеля, потому что поляк подобрался к нему вплотную. А тебя он использовал. В 1992 году я спас часть коллекции, самое ценное, ядро, можно сказать. Мать этого психа, – Мартьянов кивнул в сторону моря, – чуть не застрелила меня в запаснике. Я не мог вывезти коллекцию из этой страны и осел здесь. – Он сделал глоток виски и продолжил: – Рано или поздно меня начали бы искать... В первую очередь я приехал к тебе.
– Почему именно ко мне?
– Потому что ты работала в паре с Лугано, а на поиски был брошен именно он. Я не рассчитывал, что он привлечет и тебя тоже. Но, получается, я ошибся. Представить себе не мог, что «польское направление» выстрелит через столько лет...
Он говорил одно, а думал о другом. Ему следовало бы вести себя осторожнее. Но как? Каждый прожитый день напоминал ему о его гениальном плане; каждый прожитый день – еще одна капля в его море Спокойствия. А вот Лугано... тот походил на пресловутого араба, поклявшегося отомстить кровнику и, совершив вендетту через много-много лет, разочарованно вздохнувшего: «Рано...»
Мартьянов не боялся Болотина как официального или полуофициального лица, и вообще любых официальных лиц. Он был гражданином Туниса, имел прочные связи далеко за пределами этой страны. Страх ему внушал Виктор Лугано, номер два в агентурной группе...
Вадим выдержал паузу.
– Хочешь взглянуть на коллекцию?
– Она здесь?
– Да, – кивнул он, – на моем маяке.
ГЛАВА 17
Наемники
Виктор Лугано пришел в музей в половине одиннадцатого, обошел все залы, даже спустился в подвальное помещение, доступ в которое, к его удивлению, оказался открыт. Он поднялся наверх в надежде, что с минуты на минуту встретится с Анри. Его нетерпение было объяснимо. Ему показалось, два дня назад он убедил директора музея, посеяв в нем сомнения, и сделал это не на словах и не под давлением, согласился подождать еще сутки. Прошел еще час, а директор так и не появился. Он не пришел на работу. Сбежал? Если да, то он уже сейчас на пути к Вадиму Мартьянову.
Сегодня в Музей национальных традиций прибыло сразу три группы экскурсантов, можно сказать, он ломился от наплыва туристов из европейских стран – и странная, по меньшей мере, просьба этого человека для Николь была совсем некстати.
Тридцатилетняя Николь Лаббе изобразила очаровательную улыбку и покачала головой:
– Нет, нет, извините.
Она видел этого импозантного человека позавчера. Около двух часов пополудни его принимал у себя директор; с тех пор Николь своего шефа не видела. Но слышала его голос по телефону. Анри позвонил ей на домашний в семь часов утра и спросил что-то несуразное: «Я тебя не разбудил?» – что походило на анекдот. Очаровательная шутка, ничего не скажешь. Их кроме работы, которой они отдавались целиком, сближало еще одно: они были метисами. Николь была стройной, красивой, смуглолицей, очень похожей на свою мать, француженку.