Агент силовой разведки

Нестеров Михаил Петрович

Что бы Габи ни сделала в своей жизни, она не заслуживала такой страшной смерти.

Виктор отступил от машины, маскируясь огнем, ровно настолько, чтобы только терпеть. Однако раскаленный воздух отгонял его все дальше. Лугано отчетливо понимал: как только он окажется в зоне видимости стрелка, тот снова откроет прицельный огонь из карабина или автомата.

И этот момент настал. Подняв глаза, Лугано увидел Вадима Мартьянова. И заслонился рукой – то ли от яркого свечения на фоне заходящего солнца, то ли спасая лицо от огня. Вадим вскинул карабин и, прицелившись, выстрелил. У него было отличное зрение,

и он увидел результат попадания пули: серовато-красное облачко с левой стороны груди жертвы. Лугано упал сначала на колени, потом ткнулся лицом в горячий песок. Вадим опустил карабин. Ему были видны только ноги Виктора, а верхнюю часть тела уже лизали языки пламени.

Когда он садился в машину, Вадим проклял Габриэлу (он так рассчитывал на нее в запланированной зарубежной поездке):

– Чтобы и в аду ты так же горела! Я столько денег в тебя вбухал ...

Виктор едва дождался долгожданного звука мотора. Перевернувшись на спину, он сбил пламя с пиджака. Сбивая в кровь руки, отполз от горящей машины. И только проводив «Форд» Мартьянова взглядом, закричал от боли: левое предплечье было прострелено.

Он сделал жгут из брючного ремня и, перетянув рану, с трудом выбрался из оврага.

Ему не пришлось голосовать: красный «Фиат-127» остановился в нескольких метрах. Вместо того чтобы спросить, что случилось, не нужна ли его помощь, водитель – араб лет двадцати – начал снимать на камеру мобильного телефона горящую машину.

– Эй! – окликнул его Виктор.

Араб, отсняв полуминутный ролик, наконец-то подошел к раненому. Осмотрев его руку, покачал головой и полез в машину за аптечкой. Кое-как наложив повязку, улыбнулся:

– Порядок, да?

– Да, если не считать, что я чуть не сгорел заживо. Неисправности в топливной системе. При ударе какая-то железка проткнула мне руку. Ты едешь на материк?

– Да. Но поеду через дамбу. На пароме сейчас какие-то проблемы. Доедем до Жорфа, а там немножко сменим курс.

– Ты моряк?

– Да, немножко. – Этот парень плохо говорил по-французски.

– Я заплачу тебе тысячу евро, если ты довезешь меня до Туниса.

Араб расплылся в довольной улыбке.

Мартьянов вернулся к гостям, освежившись дезодорантом и одеколоном. И первым делом направился к племяннице президента. Та сразу попеняла ему:

– Где вы пропадали? Я всюду вас ищу.

– Я обдумывал ваше предложение.

– Какое?

– Я затеваю экспресс-турне по европейским странам и, как всегда, боюсь проволочек. Таможню хлебом не корми, только дай сунуть палки в колеса. Они с трудом отличают копию от оригинала, руководствуясь каталогами и описаниями. – И он впервые перешел с Марам, что означало стремление, на «ты»: – У тебя есть влияние на таможню?

– Конечно, – ответила она, понимая: еще немного обещаний, и подвески, на которые она положила глаз, будут ее. – Любую палку из твоей колесницы можно вынуть одним телефонным звонком, – закончила она.

– Но тогда твой дядя будет огорчен.

– Я улажу этот вопрос.

– Договорились. Снять подвески с манекена прямо сейчас?

Марам откликнулась на его шутку, театрально озираясь по сторонам:

– Ты с ума сошел!

Вадим

облегченно выдохнул. Его довольно долгое отсутствие не прошло незамеченным, но он достойно, хотя и дорого, вышел из положения.

ГЛАВА 19

«ВМ»

14 августа, суббота

– Один билет, пожалуйста. – Лугано заплатил деньги в кассу и прошел на территорию музея. Он потерял много крови и был слаб. Каждый шаг давался ему с трудом. Виктор вглядывался в лица экскурсантов в надежде отыскать среди них Николь Лаббе. По мощеному двору он старался идти по одному ряду камней, лишь бы не качнуться в сторону и не потерять равновесие, как будто проходил тест на алкоголь.

Прошедшая ночь стала для него настоящим кошмаром. Водитель «Фиата» подъехал к римской дамбе в двенадцатом часу ночи, а чтобы добраться до столицы, ему потребовалось десять часов. Он несколько раз останавливался и открывал капот, что-то трогал под ним. Чинил? Лугано казалось, он смеялся над пассажиром, маскируясь за капотом, а когда на него накатывал новый приступ смеха, он снова останавливался, снова открывал капот, снова хихикал... Виктор проваливался в черноту, фактически теряя сознание, и всякий раз его возвращал в реальность крик горевшей заживо Габриэлы... Но вот наконец он в столице Туниса, в музее, в том месте, где мог получить помощь.

Но где же Николь? Ее могли вызвать в полицию для дачи показаний относительно инцидента на административном этаже музея. Казалось, с тех пор прошла целая вечность, а на самом деле – три дня.

Лугано прошел прохладным двором, миновал душноватый зал и остановился на площадке передохнуть. Впереди его ждал один пролет, который по длине и крутизне стоил двух.

Поднявшись на служебный этаж, он первым делом толкнул дверь кабинета Николь Лаббе. Закрыто.

– Ну где же ты? Чего тебе не сидится на рабочем месте?

Замок на двери ее кабинета оказался реечным, отмычка из его шпионского набора к нему не подошла. Зато с замком на двери кабинета Анри Виктор справился за минуту. И первым делом открыл холодильник.

– Спасибо тебе, Анри, – прошептал Лугано, разглядывая целую батарею бутылок с минеральной водой. Его так мучила жажда, что он готов был вместить в себя всю эту воду, но насытился одной бутылкой.

А что там с рукой? Окровавленная рубашка полетела в мусорную корзину. Повязка набухла от крови, и Виктор отправил ее вслед за рубашкой. Снова пошла кровь, и, чтобы остановить ее, уже во второй раз, Лугано нужен был жгут.

Где аптечка? К директорскому кабинету он относился как к авто с его обязательным набором медикаментов.

Анри ходил за лекарствами в соседний кабинет. Впрочем, не факт, что у Наимы в кабинете была аптечка. Директор музея ходил звонить по телефону.

В поисках аптечки Лугано выдвинул верхний ящик стола. Провод зарядника, который он там обнаружил, мог заменить ему жгут. Виктор справился с этим, держа один конец провода зубами. Прислушался. Ему послышались шаги за дверью. Но нет, он ошибся. Снизу доносился слабый фон, и в нем нельзя было разобрать негромкие голоса публики и плеск фонтанов, вот только... Да, все та же заунывная восточная музыка бередила душу.