Агидель стремится к Волге
Шрифт:
Его молитвы поначалу как будто возымели действие. Невзирая на потери, джигиты из конницы Мухаметкула обрушились на неприятеля с тыла. Они нацелились на пушкарей, горя желанием изрубить их саблями.
— Слава Аллаху! Теперь-то уж с помощью Всевышнего мы одолеем неверных, — обрадовался хан Кучум, притопывая от нетерпения, будто норовистый конь.
Но вдруг невдалеке раздался душераздирающий крик:
— Ой, Алла!..
— Что случилось? — заволновался хан.
— Наш Мухаметкул вывалился из седла!
— А что его джигиты? —
Имамы и муллы стали наперебой докладывать хану о том, что видели:
— Конники наши встали!
— Назад скачут!..
— А Мухаметкул? Где мой лучший воин? — нервничал хан.
— Что-то не видать!
«Неужто беглецы его бросили?!» — подумал в отчаянии Кучум.
Вскоре ему доложили, что раненого царевича подобрали татарские мурзы и увезли на ладье на другой берег Иртыша, а оставшиеся без предводителя джигиты-конники вместе с остяками-князьями разбежались по своим домам.
Хан совсем отчаялся.
— Ай, харап, харап! — схватился он за голову. — Тридцать тысяч воинов не устояли перед жалкой горсткой злодеев! Что же мне теперь делать, Ходай Тагаля? Неужто земле нашей быть под урысами?!
Не видя выхода и понимая, что ему угрожает смертельная опасность, Кучум был вынужден отступить в Кышлык.
Предвидя, что и там не продержаться, хан наскоро похватал самое ценное из своего имущества и, покинув город, ускакал с приближенными в Ишимские степи.
XVIII
Уже на следующий день Ермак с дружиной, потеряв в последнем бою сто семь воинов, беспрепятственно вступил в безлюдную столицу и возмущенно воскликнул:
— Пошто нас никто не встречает?! Где Кучумка, где народ? Куда все подевались?
— Прикажи вытурить поганых из изб да согнать на майдан ко дворцу-сараю! — подсказал Иван Кольцо.
Получив приказ, казаки со всех ног бросились исполнять его. Вернулись они без людей, зато с богатой добычей.
Как выяснилось, пусто было не только на улице, но и в юртах. Столица Сибирского ханства была полностью в распоряжении победителей.
Ермак торжествовал. Стуча себя кулачищем в грудь, он громогласно заявил:
— Кучумка — юк. Теперича я есмь салтан Искер-ский! Возрадуйтесь, браты, ликуйте! Нынче праздник великий. Закатим пир на весь мир.
— Атаман наш будто и взабыль царь! — восторгались довольные казаки в предвкушении разнузданного веселья.
А тот еще больше обрадовался, узнав, что в руки им попал огромный прибыток: много рухляди мягкой, парчи, ковров, золота, серебра и драгоценных каменьев.
— Выходит, Кучумка налегке убрался, с перепугу добро свое бросил! — чуть не задохнулся от восторга Ермак и осекся, заметив, что друг его не в духе. — Чего ж ты пригорюнился, Ивашка?
— Добра-то уйма, да вот харчей нема!
— Быть такого не могет!
— Я сам смотрел, атаман.
— Что ж, тады прикупим.
— Да
— Ну, а сивуха? — спохватился Ермак. — Водка-то али бражка где есть?
— Откуда ж им взяться?!
— Врешь, должны быть! Проверь погреба!
— Ты забыл, атаман, что басурмане хмельное не жалуют?..
— Ить, подлый народец! — сплюнул в сердцах Ермак и грязно выругался.
После этого он самолично обошел ханские покои и, не найдя нигде веселящего напитка, стал поносить последними словами старика Кучума. Кляня его, на чем свет, атаман отправился осматривать городские укрепления.
Столица Сибирского ханства раскинулась на высоком берегу Иртыша. С одной стороны Кышлык-Искер был защищен крутояром и глубоким оврагом, с другой стороны — тройным валом и рвом.
Казаки тем временем, разобрав легко доставшуюся добычу, вовсю кутили, проедая и допивая прежние запасы, так что опохмеляться наутро было нечем.
Победители приуныли было, да не надолго. Через несколько дней в Кышлык-Искер пожаловали с дарами и припасами остяки вместе с князем Боаром, а вслед за ними подоспели татарские семьи. Они присягнули новому властителю на верность и согласились платить дань.
Ермак встречал всех приветливо. Обговорив размеры ясака, он позволил прибывшим вернуться в их прежние жилища и упросил их отдать казакам молодых бездетных вдовиц.
Ермак усвоил, что ласковым обращением он может расположить к себе местное население и за счет этого выжить в суровых условиях. Это позволило ему снискать славу не только бесстрашного воина, но и справедливого, человечного правителя. А чтобы не лишиться доверия и авторитета, атаман становился все требовательнее к своим, крепя дисциплину, наказывая иных дружинников за произвол.
Казаки негодовали. Даже ближайшему помощнику и другу не по нутру пришлись его строгости. Оставшись как-то с атаманом наедине, Иван Кольцо решил высказать ему свои претензии:
— Пошто басурманам потакаешь, а людям нашим воли не даешь? Кабы не вышло чего…
— Эх, Ваня, да коли дать казачкам разгуляться, пойдет про нас слава худая. И побегут все к Кучумке обратно. Нам это надо?
Подумал Иван Кольцо и нехотя согласился.
— Твоя правда, атаман. Нет нам выгоды нехристей от себя отвращать. Вред один…
— Вред, говоришь? Оно, конечно, верно… — задумчиво произнес Ермак. — Токмо ты забыл про царя Грозного Иоанна! Да убоимся гнева царского. Не будет нам пощады, коли настроим дикарей против Руси. Разумеешь?
— Я-то разумею, атаман. А ты попробуй-ка втолковать казакам вольным, — развел руками Иван.
Не успели друзья разойтись, как тут неожиданно пришла весть от Строгановых.
Ознакомившись с посланием, они созвали казачий круг.
— Вот ведь беда какая, браты! Ровно в воду глядел… — начал Ермак.