Агидель стремится к Волге
Шрифт:
Подельники в недоумении переглянулись и испуганно уставились на атамана.
— Что за беда? Не томи, выкладывай!
— Царь грозится Строгановым опалой.
— Опалой? За что?!
— А за то, что без воли царевой и ведома снарядили нас и послали за Камень на салтана сибирского. Государь грозится перевешать нас…
Иван Кольцо потемнел и весь затрясся от злости.
— Выходит, занапраслину мы кровушку проливали! — процедил он сквозь зубы.
Остальные тоже не скрывали своего возмущения.
— Вот тебе и справедливость!
— Дождались милости! Какой нам прок от житухи эдакой?!
— Остается
Ермак, не ожидавший такого поворота, всерьез обеспокоился, но, взяв себя тут же в руки, спокойно молвил:
— К чему горевать прежде времени, братва! Незачем горячку пороть. Поразмыслите, чем бегство наше обернуться может…
— А и так все яснее ясного, атаман!
— Ничего покамест не ясно, — возразил тот. — А вы о Строгановых подумали?! Неужто им через окаянство наше на плаху ийтить?.. Нет, браты вы мои, негоже нам отчаиваться прежде времени. Сдается мне, царь Грозный не ведает про подвиги наши великие. Ведь кабы знал, не стал бы гневаться, тревогу бить, козней кучумовых бояться…
— И то верно, — согласился Мещеряк.
Тут и другие помощники воспрянули духом.
— Да куды уж там государю, чай, самим Строгановым неведомо, кто ноне в Сибири властвует!
— А давайте-ка, браты, их разом про все известим! Рискнем? — предложил Ермак и тут же послал за писарем.
Окружив писаря, казаки велели составить ему два письма: одно — для Строгановых, другое — для Ивана Грозного:
«Великий государь!
Прознали мы, что Вы на Строгановых обиду держите за то, что оные заместо оберегания острогов отрядили нас за Пояс Каменный.
Не гневайтесь, будьте милосердны к нам и благодетелям нашим. Не выгоды ради старались мы, грешные, идя на погибель и свершая подвиги множественные, — во благо Отечества нашего, во имя Христа и великого Государя нашего. Мы, продолжая Вами начатое, дорогу для России торили и привели к шерти народы дикие. Оные нам покорилися, слово дали быть России данниками. Бог помог нам одолеть салтана Сибирского, взять его столицу и землю. Верьте нам, государь Великий, со всей страстию желаем мы послужить Отечеству родимому и готовы сдать вам царство Сибирское по получении высочайшего указа и по прибытии воевод…»
Когда писарь кончил и зачитал вслух челобитную, Ермак спросил:
— Ну, и кто ж возьмется доставить грамоту царю?
Иван Кольцо резво вскочил со своего места и выпалил:
— Дозволь мне, атаман!
— Экий ты скорый, Ваня! Погоди, не рвись, — вскинул руку Ермак. — Никак забыл, что ты к смертной казни оглашенный? Посылать тебя к государю — все равно как на плаху! Попадешь под горячую руку, живым не воротишься. Да и провожатым твоим не поздоровится.
— Знаю я, каков у царя нашего норов. Потому и беру это дело на себя. Как услышите про погибель мою, не мешкайте. Спасайтесь, как можете!
Ермак не устоял, уступил настойчивой просьбе друга.
— Что ж, братец мой Иван, — с грустью промолвил он. — Быть по-твоему, езжай с богом. Даю тебе полсотни казаков. Ежели не свидимся на этом свете, прощай, не поминай лихом!
Глубокими были сугробы сибирские. Отряд под началом Ивана Кольца отправился по насту на санях, кто в оленьих, а кто в собачьих упряжках… Кроме челобитной, казаки везли с собой
28
2 400 штук.
XIX
Бежавший в Ишимские степи хан Кучум словно в воду канул — уж сколько времени ни слуху о нем, ни духу.
Успокоились Ермаковы дружинники, потеряли бдительность. Как-то морозным декабрьским днем двадцать казаков отправились на озеро Абалак, что в тридцати-сорока верстах от Кышлыка, ловить рыбу. Прорубили лунки и только было настроились удить, как появился, откуда ни возьмись, неприятель. Застигнутые врасплох беспечные рыбаки не успели даже оказать сопротивление. Спастись удалось лишь одному. Он-то и сообщил Ермаку о случившемся.
Прихватив с собой уцелевшего после бойни казака, разгневанный атаман немедленно устремился к Абалаку и, настигнув вражеский отряд, разбил его. После этого тела убитых казаков были похоронены недалеко от Кышлыка на древнем ханском кладбище.
А вскоре в ставку Ермака пожаловали вогульские князья Ишбердей и Суклем. Признав себя ломанными России, они поклялись Ермаку, что будут платить ясак соболями. Вогулы были рады услужить казакам и дали слово при появлении Мухаметкула тут же известить их о его местонахождении.
Однако честь выследить и выдать царевича досталась татарскому мурзе Сенбахтитагину. Он явился однажды в город с вестью о том, что царевич находится неподалеку.
— Много ли душ в евоной рати? — осведомился Ермак.
— Совсем мало.
— И где же нам оного сыскать?
— Есть в наших местах речка, Вагай прозывается. Там его найдешь.
— Возьмешься нас проводить?
Мурза с готовностью согласился.
Ермак отобрал шестьдесят самых дюжих казаков и, не откладывая, вечером того же дня покинул Кышлык.
Уже за полночь казаки прибыли на место. Умертвив безмятежно спавшую стражу, они без труда захватили Мухаметкула и увезли его с собой.
На следующий день Ермак учинил ему допрос с тем, чтобы доподлинно узнать, где обитает хан Кучум.
Однако верный Мухаметкул не пожелал отвечать на его вопросы.
— Мало было тебе, разбойнику, нашего разорения, так теперь и хана хочешь сожрать. Убей меня, ежели хочешь, но о дяде своем я тебе, презренный пес, ничего не скажу!
— Не надейся, Махметкулка, — сказал ему с насмешкой атаман. — Не стану я тебя убивать, хошь и руки жуть как чешутся. Потому как ты мне живой нужон. Ишо как нужон! Как пожалует сюда хан с войском, послужишь ты мне заложником.
Долго издевался над пленником Ермак. А на рассвете приказал запереть в погреб.
Не прошло и недели, как в Кышлык пожаловали вогульские князья Ишбердей с Суклемом. Они сообщили, что хан Кучум перебрался за Ишим.
— Мы все выведали, атаман. Говорят, хан в большой печали из-за того, что Мухаметкул у тебя в плену.
— А велико ли ханское войско? — в нетерпении спросил Ермак.
— Прежде много людей было, — ответил Ишбердей. — А как прознали татарские князья про Мухаметкула, некоторые бросили хана и разъехались кто куда.