Агидель стремится к Волге
Шрифт:
Желябужский довольно скоро добился результата. После установления связи с калмыками Далай, Чокур, Урлюк и другие тайши прислали к воеводе своих представителей, и те обратились к нему с просьбой дать калмыкам разрешение кочевать на территориях в окрестностях Уфы.
— Вы можете свободно торговать на городском базаре. Но позволить вам кочевать на землях башкирцев я не могу. Договаривайтесь с ними сами, — ответил им тот.
А в отписке от двенадцатого января 1630 года он доложил царю Михаилу Федоровичу о принятии в подданство калмыцких тайшей при условии, если те не будут
48
ЦГАДА. «Калмыцкие дела» 1630. Д. 1. Л. 75–78.
XXXIII
Даже спустя много лет после вхождения башкир в Русское государство и разгрома Сибирского ханства их земли подвергались опустошительным набегам со стороны потомков Кучума, действовавших в союзе с калмыцкими тайшами. Особенно доставалось от них башкирам Катайской, Бала-Катайской, Кущинской, Салъютской, Кара-Табынской и Айлинской волостей Сибирской дороги.
Белый царь, интересовавшийся жизнью башкир, был в курсе происходящего. И когда весной 1635 года до Москвы дошли слухи о том, что сибирские царевичи замыслили вместе с калмыками нападение на Уфу, Михаил Федорович направил очередному уфимскому воеводе Вельяминову послание с требованием принять срочные меры для защиты города и башкирских волостей от досаждавших соседей.
Получив послание, тот немедленно вызвал к себе стрелецкого голову Каловского и, зачитав царское распоряжение, сказал:
— Как видишь, Федор Иванович, государь изволит на нас гневаться. Отвечать за благополучие башкирцев Сибирской дороги поручено нам, — сказал он и приказал: — Так что бери-ка с собой конных стрельцов, детей боярских да башкирскую конницу в придачу и отправляйся за Урал стеречь летовки, защищать башкирцев от калмыков!
— Есть, стеречь! Токмо подскажите, с чего начать.
— Перво-наперво похлопочи перевести летовки башкирцев Бала-Катайской, Салжиутской, Кара-Табынской и Айлинской волостей в крепкие места, на запад. Затем выведай через лазутчиков, где кочуют тайши калмыцкие да сродственники салтана Кучумки, и дай мне о том знать!
— Прикажете затевать с супостатами сечу?
— Повременим покамест. Не станем с ходу в войну ввязываться. Сперва затаиться надо где-нибудь в укромном месте да выжидать, следить за каждым вражеским передвижением, — сказал воевода и, немного подумав, строго-настрого наказал ему: — Да смотри, ни в коем разе не давай ратным людям обирать башкирцев, не творить грабежу. А ежели приспичит, пускай за деньгу берут, чего надо!
— Понял, Николай Дмитриевич! — живо откликнулся стрелецкий военачальник. — Слово даю исполнять все так, как прописано в царской грамоте!
Прощаясь с ним, Вельяминов еще раз предупредил его быть осмотрительным.
Воевода как в воду глядел. Узнав о том, что он выслал за Урал вооруженный отряд, внуки хана Кучума Аблай и Тевкель решились-таки напасть на Уфу. Понимая, что одним им не справиться, они привлекли калмыков и вместе
Поднявшись на башню и увидев внизу рассредоточившееся вдоль стен вражеское войско, воевода похолодел от ужаса. Плохи дела. Он посылал за подмогой к старшинам. А от гонцов, между тем, ни слуху, ни духу. Неужто людей его перехватили в пути?
Да и отряда Каловского что-то не видать. Вельяминов велел стрельцам следить за противником, не смыкая глаз. Как же они проглядели вражину, допустили до города?
Без помощи башкирских старшин малочисленный уфимский гарнизон ни за что не устоит перед натиском объединенных сил неприятеля. А как только падет Уфа, на очереди окажутся Мензелинск и Бирск.
Царевичи-братья Аблай и Тевкель потребовали открыть городские ворота. Они заявили: мол, ежели через час воевода не ответит на ультиматум, начнется штурм…
— Что будет, то будет. Но живым я им не дамся, — сказал себе Вельяминов, после чего велел гарнизону готовиться к жестокой схватке.
И тут откуда-то издалека донесся какой-то гул и нечто похожее на победные крики. Воевода не поверил своим ушам — почудилось, верно, от напряжения…
Однако он все же прислушался: да ведь и впрямь кричат, причем все громче и громче.
Вельяминов с надеждой вгляделся вдаль и увидел, как к противоположному берегу Агидели мчатся во весь опор какие-то всадники. То были башкирские джигиты, возглавляемые Тюлькесурой-беем и его старшим сыном…
Словно гора с плеч долой. Воевода Вельяминов аж прослезился и, славя господа, трижды перекрестился.
Тем временем стоявшие под стенами калмыки с сибирскими татарами тоже пришли в движение. Подбадривая друг друга, они встретили приближающихся градом стрел. Несколько башкирских джигитов из передних рядов были сражены наповал. Но это не остановило напиравших сзади. Рой стрел полетел и в сторону неприятеля. Башкиры храбро приняли бой. А из городских ворот по команде Вельяминова высыпали наружу уфимские ратники.
И все же силы были неравными. Трудно тягаться с превосходящим по численности противником. Он теснит защитников к Сутолоке-Сюльтекей. Вот-вот они будут окружены со всех сторон…
Но в самый ответственный момент из леса со стороны Караидели показался стрелецкий военачальник со своим отрядом и ударил неприятеля в тыл. Завязалась кровавая сеча, кончившаяся тем, что изрядно потрепанная вражеская орда отступила к лесу, собираясь переправиться через Караидель. Но так и не успела это сделать…
Попавших в плен после разгрома царевичей отправили, как водится, в Москву.
Только победа не принесла Тюлькесуре радости: в том кровопролитном бою были смертельно ранены его сын и верный друг и соратник Хабибназар…
XXXIV
После разгрома вражеских орд под Уфой в Башкортостане воцарился мир. И несмотря на то, что старшины, чувствовавшие себя полновластными хозяевами на местах, открыто сопротивлялись объединению и даже не давали провести общий съезд — йыйын, жизнь у башкир заметно налаживалась. Стада росли, настроение было хорошее. У людей появилась тяга к творчеству.