Агитбригада. Книга 3

– Мать моя женщина! – потрясённо выпалил Енох, – Моня, ты тоже видишь это?

– Меня сейчас стошнит! – сказал Моня умирающим голосом.

– Тебя не может стошнить, ты – призрак.

– Тихо вы! – прикрикнул на них я, внимательно осматривая место. То, что здесь творится какая-то непонятная и дичайшая дичь, было видно даже невооруженным глазом.

Мы находились в самом центре деревеньки под странным названием Хохотуй и изумлённо рассматривали открывшееся зрелище.

Мда.

На большом лобном месте, или маленькой площади (чёрт его знает, как оно у них тут правильно называется), так вот, в самом центре, прямо на глинистой поверхности, был процарапан большой круг, в получившуюся борозду залили почти уже впитавшуюся субстанцию, судя по цвету и консистенции – кровь. От чего круг казался ржавым. В круге находились (точнее лежали) люди. Судя по тому, как по их лицам неспешно ползали жирные зеленые мухи – люди эти были мертвы.

Но потрясало даже не это. Все тела кто-то аккуратно выложил в круг, причём разложил так, чтобы ноги их оказались внутри, чётко соприкасаясь с небольшим треугольником, тоже прочерченным на земле и окроплённым той же кровью, зато все головы равноудалённо торчали наружу. Всего я насчитал шесть тел. Пять мужчин и одна женщина.

Меня передёрнуло.

Зрелище было отвратительным.

Кто-то вырезал всем бедолагам языки, это было видно в раскрытых в предсмертном крике окровавленных ртах. На лбу каждого из мертвецов был выцарапан такой же круг с треугольником. Глаза у всех закрывали одинаковые повязки.

Енох подлетел к ближайшему мертвецу и немного сдвинул повязку. Зрелище, что открылось, довело и так полностью деморализованного Моню практически до инфаркта (если инфаркты, конечно же, бывают у призраков). Да и сам я еле-еле сдержался.

Глаза у мертвеца оказались выколоты, натоместь в пустых, заполненных подсыхающей кровью глазницах, лежали плоские цветные камешки, овальной формы. Они были похожи на пёструю гальку, которую я когда-то в детстве, ещё в прошлой жизни, собирал на берегу Черного моря в Крыму. Кишки у всех шестерых были выпущены наружу и теперь подсыхали сизыми, воняющими дерьмом и кровью, осклизлыми комками. Над ними тоже роились мухи.

Но более всего нелепой казалась находящаяся в центре всего этого натюрморта тусклая бронзовая чаша с запекшейся уже явно тоже человеческой кровью, в которой плавала дохлая рыба.

– Щука, – авторитетно констатировал Енох, рассматривая рыбу с видом профессионального ихтиолога.

– Бугэээ, – страдальчески ответил Моня.

– Как вы думаете, что здесь произошло? – спросил я, продолжая обозревая жуткую композицию на расстоянии.

– Ясно что – ритуальное убийство, – авторитетно сказал Енох.

– Жертвоприношение… человеческое… – умирающим голосом влез Моня.

– Это одно и то же! – возмутился Енох.

–

– Да что ты понимаешь в этом, неуч! – рассвирепел Енох, – вот в семнадцатой главе Откровения Иоанна сказано…

– Да тихо вы! – жёстко пресёк я болтовню. – Вы только гляньте, как они одеты!

А одеты они действительно были совершенно нетипично для простых жителей Хохотуя – все мертвецы были в форменных кителях селадонового цвета, в военного образца галифе и начищенных хромовых сапогах. Даже женщина.

– Ответственные товарищи, – язвительно констатировал Енох.

– Угу, и боюсь, что это именно те товарищи, за которыми меня сюда отправил Гудков, – совсем расстроился я. – И что теперь делать?

– Нужно собрать улики и допросить местных жителей, – посоветовал Моня.

– Как я их соберу? – запечалился я, – и что за улики? Ты предлагаешь мне идти искать их вырезанные языки? Или собрать кишки в кулёчек?

– Бугэээ, – страдальчески прокомментировал мои слова Моня.

– Кишки не надо, – сказал Енох, – а вот камешки я бы собрал. Да и чаша заслуживает внимания.

– А рыбу куда я дену?

– Выпусти её на волю, – хохотнул Енох. – Но лучше оставь на ужин!

– Бугэээ, – мучительно высказал своё отношение к происходящему Моня.

– Да ты заманал уже! – вызверился на Моню Енох (причем он употребил моё выражение, и я ещё раз мысленно обругал себя и пообещал следить за собственными словами).

– Да. Ты, наверное, прав, – сказал я, – камешки соберу и чашу возьму. Жаль, что фотоаппарата нету. Гудков не поверит.

– Стой! – окрикнул меня Енох, когда я уже направился в круг. – Генка! Ты что, с ума сошел? Ты же не знаешь, что там, в круге! Куда попёрся?!

– Ага, – растерянно сказал я. Действительно, что-то я в свете последних событий совсем храбрым стал. Бессмертным себя вообразил. Так сказать, потерял осмотрительность.

– И как тогда мне эти камушки собрать? – задумчиво спросил я. – Если в круг нельзя?

– Обойди хутор и расспроси сперва местных жителей, – влез с ценными советами Моня. Даже сквозь его призрачный лик было видно, насколько он бледно-зеленоватый от всего этого. – И возьми у кого-то вилы. Вилами подцепишь чашу.

– А камешки? Как я соберу их?

– Моня в этот раз прав, как ни удивительно, – рассудительно сказал Енох, практически без обычной издёвки. – Круг распадётся, и тогда соберёшь. Я думаю, что тут всё завязано на эту чашу.

– Ага, – кивнул я.

– Только не дотрагивайся до неё, – велел Енох строгим голосом.

– Возьми у кого-то из селян рукавицы! – напутствовал меня Моня.

Я пошел по кривоватой улице. Ближайший дом с покрытой дранкой крышей, оказался пуст. Второй – тоже. И третий… и четвёртый. Я обошел всю деревню и ни одного жителя не обнаружил.