Агитбригада. Книга 3
Шрифт:
– Не знаю, – сокрушенно покачал головой дед Христофор, а потом удручённо спросил, – а остальное добро, говоришь, пооставалось?
– Угу, – кивнул я. – Даже еда горячая в печах стоит.
– Надо своим сказать, пусть наведаются, – задумчиво пробормотал дед, – нечего добру пропадать.
С этими словами он заторопился:
– Садись давай, до Хлябова дорога не быстрая.
– Как не быстрая? Я сюда за час дошел, – не поверил я.
– Так ты напрямик шел! А мы по дороге поедем, – загорячился дед. Ему было явно некогда, после поездки предстояла благородная
Мими подошла к лошади и погладила её по гриве. Лошадь захрипела и шарахнулась.
– Трпррру, зараза! – дёрнул за вожжи дед Христофор, – сдурела, что ли?! Я те задам! А ну не балуй!
Мими он не видел.
Я примостился рядом с дедом на облучке, Мими влезла в телегу и села на один из трупов, старательно баюкая куклу. Кирку она положила рядом возле себя.
– А у вас ведьмы есть? – начал я разговор, пытаясь прояснить картину.
– Да какие там ведьмы! – фыркнул дед, – ведьмы – это бабские сказки. Ты бы ещё о Кощее Бессмертном спросил. А ещё комсомолец!
– А куда тогда люди из села делись?
– Да кто ж их знает, – пожал плечами дед Христофор, – раз нету нигде, ушли значит.
– И что, скотину всю забрали, детей малых, и даже кошек! – сердито выпалил я, – зато ни еду, ни вещи не взяли. Я в одной избе деньги за иконой видел. Их тоже не взяли.
– В какой избе говоришь? – заинтересовался дед.
Я не ответил. Дальше ехали молча.
Я размышлял о непонятных вещах, которые творятся в глубинке. То секты какие-то, то спиритизм, то колдуны, то монастыри, притворяющиеся коммунами, а теперь ещё и ритуальные жертвоприношения в кучу. Вот и где оно всё взялось? И, главное, куда потом всё делось?
Вопрос был риторический. Конечно же вслух я его задавать никому не стал.
На большой сцене-помосте, поставленной в центре Хлябова шла генеральная репетиция: здесь выстроились почти все агитбригадовцы, за исключением разве что Клары Колодной: Нюра Рыжова, Люся Пересветова, Виктор Зубатов, Гриша Караулов, Жорж Бобрович, Семён Бывалов и Макар Гудков. Немного сбоку стоял Зёзик Голикман и старательно выбивал на барабане бравурную музыку. Все они были одеты в одинаковые спортивные трико в голубую полоску и с алыми лампасами по бокам. А у Нюры и Люси в волосах были алые маки из гофрированной бумаги.
Они сейчас выполняли очень сложную фигуру под названием «малые ворота из семи человек». Жорж, Макар и Семён выстроились в колонну. К ним подошли Виктор и Гришка. Виктор положил левую кисть на правое плечо Жоржа, придерживаясь правой рукой за его предплечье; Гришка же сделал всё то же самое с левым плечом Макара, придерживаясь левой рукой; Виктор поднял левую ногу, Гришка – правую. Парни подошли к Нюре и Люсе сзади, схватили их за поднятые ноги и по сигналу Семёна подняли их вверх на прямые руки до горизонтального положения. Поднимаясь вверх, двое висящих, Виктор и Гришка, повернулись боком, выпрямили руки и сделали упор – первый на левой руке, второй – на правой, упираясь головой
– Але-оп! – громко и синхронно крикнули все агитбригадовцы, зрители ахнули, затаив дыхание, а Зёзик исполнил тревожный барабанный паттерн.
– Браво! Браво! – раздались радостные крики. Вокруг тренировки собралась большая толпа зевак. Здесь были как уличные мальчишки, так и вполне степенные горожане. Все они смотрели на репетицию представления, открыв рот, мальчишки подбадривали особо сложные кульбиты приветственными возгласами.
И тут, когда Нюра взмахнула алым стягом с плюмажом, а затем перебросила его Люсе, – на площадь, громыхая, въехала телега, забитая трупами, на облучке которой сидели мы с дедом Христофором.
Глава 3
– Генка! – сварливо начала Клара. – Я хочу, чтобы ты приворожил ко мне Виктора! Срочно!
– Но ты же сама передумала, – возмутился я. – Из-за монашки этой.
– Анна уже в прошлом, – она брезгливо поморщилась, – сейчас Виктор уйдёт на повышение, я слышала, как Гудков рассказывал, и ему отдельную квартиру дадут. Со всеми удобствами, между прочим. Нет, я своё терять не хочу!
– Клара, он тебе не нужен, – попытался увещевать девушку я, – ты же сама видишь, у него мораль как у хомяка. С таким никогда ни в чём нельзя быть уверенным. Он, если надо, и через родную мать переступит.
– Я ему не мать, – отмахнулась Клара и горько добавила, – понимаешь, я думала, что после всего этого, с монашками, меня от него навсегда отвернуло. Но время идёт, а я только о нём и думаю. Ещё больше даже думать стала…
Она всхлипнула, но сразу взяла себя в руки.
– И сейчас вокруг него эта Ирина увивается, – на её тонком, обтянутом кожей личике заходили желваки, – а я не позволю всяким дешёвым провинциалкам разевать роток на мои куски. Что мне причитается – всё моё!
– Но Клара…
– Всё, Генка! – отрезала категорическим тоном Клара, – вопрос закрыт. Даю тебе сроку – три дня. Пока мы уедем, наконец-то, из этого захолустья, он уже мне должен предложение руки и сердца сделать. А к Ирине этой пусть начнёт ненависть испытывать. Можно её туда же отправить, где Анна. Я не расстроюсь!
– Клара, послушай…
– Ты тоже хочешь туда же, где сейчас Анна? – зло выпучила глаза и поджала тонкие губы Клара, чем стала похожа на замшелую сову. – Так я тебе быстро устрою, поверь! Или стукну, куда надо, и тебя на опыты заберут. Лоботомия и остальное…
С этими словами она подскочила и вышла из моей комнаты, громко хлопнув дверью.
Мими, которая чинно сидела на краю моей кровати, болтала ногами и очень внимательно слушала весь этот разговор, моментально соскочила на пол (с грацией мешка цемента, я уже упоминал это) и пошла, переваливаясь, за ней.
– Мими, – строго сказал я. – Даже и не думай!
– Ну вот что ты сразу начинаешь! – вступился за свою протеже Енох (как бы он не доказывал, что ничего подобного, но все это заметили, даже Моня), – она же ещё ребёнок.