Агитбригада
Шрифт:
— Похвально, — усмехнулся священник и вдруг процитировал на одном дыхании, — «…бессилие эксплуатируемых классов в борьбе с эксплуататорами неизбежно порождает веру в лучшую загробную жизнь, как бессилие дикаря в борьбе с природой порождает веру в богов, чертей, в чудеса и т. п…».
— Это точно не из Библии, — растерялся я.
— Так и есть, — задумчиво кивнул священник, — статья такая была, «Социализм и революция» называется.
— И кто же такую ересь написал?
— Вообще-то Ленин, — блеснул глазами священник, или же
— Вы Ленина разве читаете? — удивился я.
— Хоть ваш Гудков и называет меня церковным мракобесом, но да, читаю. И Ленина тоже.
— А как с этими духами можно бороться? — решил свернуть с небезопасного разговора я, — Или нужно, чтобы обязательно был святой?
— Верой, сын мой. Только вера защитить может. И искренняя молитва…
— У меня ещё вопрос. А есть у вас какая-то книга, или брошюрка, где бы все святые были нарисованы? — спросил я.
— Так чтобы в одной книге — то нету, — сокрушенно покачал головой священник, — но у матушки Елены есть православный календарь, там лики святых и праведников часто бывают нарисованы. Могу спросить.
— Буду премного благодарен, — обрадовался я.
— Тогда приходи завтра, — сказал священник и добавил, — хотя, постой, подожди минутку.
Он торопливо вошел в небольшую боковую комнатушку, где, как я понял, была церковная лавка. Или что-то подобное. Пока его не было, я таки осмотрел другие иконы. Моего дедка нигде не нашел.
— Вот, — священник вышел и протянул мне небольшую брошюрку, — здесь главные молитвы, «Отче наш», «Верую». Почитай.
— Спасибо, — от души поблагодарил я, пряча брошюрку за пазуху, и спросил, — А во сколько прийти завтра можно?
— Божий Храм открыт для нас всегда.
Я вышел на дорогу. Пока я был в церкви, поморосил короткий грибной дождик и всю пыль прибило. Да уж, удивил меня местный священник, изрядно удивил. Я-то ожидал встретить недалекого деревенского попика, разожравшегося на сытной деревенской еде, вдали от начальства, с заплывшими от безделья мозгами. А вместо этого обнаружил подвижника и мыслителя.
Мда. Здесь явно есть над чем подумать.
Дома я залез на полати, замотался в хлипкое одеяло, и принялся изучать молитвы. Книжица была самиздатная: некоторые молитвы были вырезаны откуда-то и вклеены на желтоватые листочки, другие — писанные от руки старательным круглым почерком. Читать было сложновато, я пробирался через все эти яти, хоть медленно, но тем не менее. Не знаю, поможет ли это, когда придёт Анфиса, но других вариантов у меня не было.
Я как раз старательно бубнил под нос «Живой в помощи» (всегда лучше запоминаю на слух), когда в свете небольшой вспышки появился Енох.
— Молитвы читаешь? — удивился он, и ехидно сказал, — похвально, особенно для безбожника.
— А как ещё можно остановить Анфису? — недовольно нахмурился я и перевернул страничку.
— А с чего ты решил,
— Священник сказал, — ответил я.
— Ты что, в церковь ходил? — удивился он.
— А где, по-твоему, я должен был искать его? — скривился я и принялся читать молитву заново.
— На нас молитвы не действуют, — авторитетно заявил Енох.
— Это на тебя и на Серафима Кузьмича не действуют, — ответил я, — а Анфиса — она другая, и цвет у нее другой, и агрессия чувствуется. Если священник считает, что поможет — надо попробовать. Да и других вариантов у меня нету.
— Тебе обязательно нужно по… — договорить он не успел, в сенях стукнуло, послышались голоса, и Енох моментально исчез.
Скрипнула дверь и вошел Гудков. За его спиной топтались Зубатов и Нюра. В сенях остался ещё кто-то, я не разглядел.
— Говорят, ты в церковь ходил, — без обиняков, прямо с порога хмуро заявил он. — Это правда?
Я невольно восхитился. Это ж надо! Я только что вернулся, пробыл там от силы минут двадцать, но пусть полчаса, — а уже Гудкову доложили. Оперативно работают неравнодушные граждане.
— Ходил, — кивнул я, отпираться всё равно смысла не было, — и даже литературу вот взял.
Я показал брошюру с молитвами, которую как раз листал.
— В попы решил податься? — хохотнул из-за спины Гудкова Зубатов. — А я предупреждал — не только вор, но и мелкобуржуазная контра!
— Зачем тебе этот хлам, Капустин? — недовольно спросил Гудков.
— Изучаю аргументы с противоположной стороны. Хочу убедиться, что мы все делаем правильно… — начал я, но он меня перебил:
— Нет никакого сомнения, что мы всё делаем правильно. Выбрось этот хлам в печку и больше туда не ходи!
— Мне было интересно посмотреть, — опять начал объяснять я, и опять мне не дали сказать ни слова.
— Ты меня хорошо слышал?! — рявкнул Гудков, — пусть ещё только узнаю, что ты там околачиваешься! Ещё и в школу твою напишу! Не только ты умеешь письма писать. Капустин! Ты меня понял?
— Да, — вздохнул я.
— С этой церковью надо решать кардинально! — сказал Гудков Зубатову.
— А я давно говорил, давайте взорвём её к чертям!
— Не согласен, — продолжил очевидно, что старый спор Гудков, — взорвать — не строить, а помещение там неплохое. Детишкам шикарный клуб будет.
— Или конюшню сделать можно, — поддакнул Зубатов и мелко засмеялся.
— Очень смешно, — не удержался я, и Гудков тотчас же переключился на меня:
— Я смотрю, много свободного времени у тебя появилось, Капустин, — проворчал он.
— Так ты дай ему побольше работы, Макар, — принялся подзуживать Зубатов.
— Свою работу я выполняю в полном объеме, — сквозь зубы отрезал я, — даже ту, которой меня некоторые незаконно эксплуатировать пытаются. А что, сирота же, заступиться всё равно некому, можно и покуражиться.