Агнец Божий
Шрифт:
Таким образом было бы ошибкой усматривать противоречие между богословием Воплощения и богословием Креста и находить здесь различие между Восточной и Западной Церковью. Правда, G. Stadtmuller совершенно справедливо заметил, что основным объектом мышления Восточной Церкви или, точнее, осмысления,является «тайна воплощения Христа». Однако говоря это, он тут же присовокупляет, что на Востоке эта тайна толкуется весьма своеобразно, а именно: как «Бог, будучи бесконечным, может стать человеком»; как Он «из Своей божественной высоты может снизойти в человеческие низины». [112] Но это своеобразие точки зрения кроется в утверждении того, что мы называем кенозисом – самоограничением, самоумалением и самоуничижением Бога. Вочеловечение Бога есть, как уже говорилось, одна из ступеней кенозиса. Иначе говоря, Воплощение Восточная Церковь осмысливает как акт бесконечной любви Бога, Который ограничивает Свое всемогущество. Таким образом, дополняя слова С. Булгакова – «мир создан крестом», мы можем сказать, что и Воплощение совершилось под знаком Креста. Воплощение есть не триумф Бога, но Его кенозис. Поэтому Рождество Восточная Церковь празднует намного сдержаннее, нежели Западная Церковь. Сень Креста окутывает этот удивительный акт и потому не позволяет человеку испытывать ту детскую радость, которая свойственна западному христианину. Таким образом, противоречие между богословием Воплощения и богословием Креста искусственно. Не оно лежит в основе различия между Восточной и Западной Церковью, но то, что обе они эти две тайны вероисповедания – тайну Воплощения и тайну Креста – осмысляют по-разному: Восточная Церковь в аспекте Бога, Западная Церковь в аспектечеловека.
112
G. Stadtmuller.Grundfragen der europaischen Geschichte – Munchen – 1965 – C. 59, 60 (в
Как переживает Крест и распятого на кресте Христа Восточная Церковь, нам достаточно хорошо может объяснить иконография. В одном из руководств для иконописания мы находим характерные указания, какие надписи и наименования надо давать иконам, на которых изображен Спаситель. Автор руководства, о котором идет речь, афонский монах Дионисий указывал, что если живописец изображает Христа во время последнего суда, икона должна быть названа «Праведный Судия»); если же Христос изображается как Первосвященник, икона дожна называться «Царь царей и Первосвященник»; а если Христос изображается распятым на кресте, то надпись должна звучать: «Царь Славы». [113] Необычайно характерное наименование! Для Восточной Церкви Распятый Христос есть Царь Славы. Это свидетельствует о том, что восточный христианин крест Христов всегда переживает в свете Его славы. Страдание Христа как телесная боль, как истязание и разрушение плоти совершенно реально, однако только этим страдание не исчерпывается, ибо рядом со страданием идет и победа, изменяя сам характер страдания.Страдание Христа есть Его первый шаг к Воскресению. «Посему-то, когда Иисус Христос изнемогает и умолкает на кресте, тогда и небо, и земля дают Ему глас свой, и умершие проповедуют воскресение Распятого, и самое камение вопиет о Нем». [114] Восточная Церковь не может отделить смерть Иисуса от Его Воскресения, рассматривать и праздновать эти события Его жизни отдельно. Воплощение она переживает, не забывая о кресте, поэтому его празднование в св. Рождество не принимает наивно-радостных, свойственных детям, форм. Страдание же Его она переживает в свете славы и поэтому оно не приобретает трагических оттенков. Рождение и смерть, страдание и слава в переживании Востока сливаются в неразделимом единстве, и только в свете этого единства могут быть правильно поняты все моменты жизни Спасителя. Вот почему русские религиозные философы (С. Булгаков, Л. Карсавин) Христианство называют религией не жизни и не смерти, но религией жизни через смерть. Жизнь светлеет, но только пройдя через мрак смерти. Смерть проявляется во всей своей силе, но в свете жизни она теряет свою трагичность. Эта целостная точка зрения на проявления бытия Христа, без попыти их раздробить, отделить друг от друга, рассмотреть отдельно вне связи друг с другом как раз и является характернейшей установкой Восточной Церкви по отношению к страданиям и смерти Христа.
113
Malerhandbuch des Malermonches Dionysios vom Berge Athos – Munchen – 1960 – C. 187 (впервые эта книга была переведена на немецкий язык с греческой рукописи в 1855 г.) – (примечание автора – А. М.).
114
Филаретамитрополита Московского и Коломенского творения – С. – 97.
Внутренняя связь смерти и воскресения особенно проявляется в византийском богослужении Великой Недели. Уже в Великую Пятницу, то есть, в день смерти Христа, в молитвах и песнопениях Восточной Церкви явно слышится мотив воскресения. Разумеется, смерть Иисуса в богослужении этого дня занимает главное место, но она здесь все время связывается с грядущим воскресением. Восточная Церковь предупреждает закононодателей Израиля не тешиться тем, что им удалось обвинить и распять Иисуса, ибо Его смерть не есть конец: «Законоположницы Израилевы, иудее и фарисее, лик апостольский вопиет к вам: се храм, Егоже вы разористе; се Агнец, Егоже вы распясте, гробу предасте; но властию Своею воскресе» (Тропари, глас 8). [115] Однако это совсем не означает, что смерть Иисуса была не настоящей. Спаситель умер истинной и страшной смертью, но Своей смертью Он как раз и заковал в оковы тирана, то есть, смерть. Об этом же говорит и Матерь Иисуса умершему Своему Сыну: «Сыне Мой, где доброта зайде зрака Твоего? Не терплю зрети Тя неправедно распинаема: потщися убо востани». [116] В конце всего богослужения Великой Пятницы во время целования Плащаницы Русская Православная Церковь устами Божией Матери говорит: «Увы Мне, Чадо Мое! увы Мне, Свете Мой, и утроба моя возлюбленная! Симеоном бо предреченное в церкви днесь собыстся: Мое сердце оружие пройде; но в радость Воскресения Твоего плач преложи». [117] В Восточной Церкви ведущий мотив литургии Великой Пятницы выражен в следующей часто повторяемой строке: «Поклоняемся страстем Твоим Христе, покажи нам и славное Твое воскресение» (Утреня, 15 антифон). [118]
115
Триодь постная – в книге «Православный богослужебный сборник» – Москва – 2000 – С. 322.
116
Там же – С. 320.
117
Там же – С. 326.
118
Там же – С. 316.
Разумеется, если рассматривать восточную литургию одной только Великой Пятницы, тогда постоянное обращение к воскресению Христа можно было бы объяснить ожиданием и надеждой и поэтому не считать его характерным для восточного переживания. Однако, зная, что это повторяется и в Пасхальное Воскресение, мы, возвращаясь к Великой Пятнице, можем проследить, как это обращение приобретает для нас новый смысл и значение. Если в литургии Великой Пятницы Воскресение составляет главный мотив праздника, то в литургии Пасхального Воскресения главный мотив – крест и страдание. В Великую Пятницу Восточная Церковь словно следит за тем, что произойдет в Пасхальное Воскресение. В Пасхальное же Воскресение она обращает свой взор на то, что произошло в Великую Пятницу. Грядущее и прошлое переплетаются в одном неразделимом единстве смерти и воскресения. Без воскресения смерть Христа была бы полным и окончательным Его поражением: умерший и не воскресший Иисус никакой не Спаситель мира, даже если бы Он морально и пожертвовал бы Собой во имя человечества. Однако без смерти кенозис Христа был бы не полон и Иисус не испил бы всей судьбы человечества, следовательно, не принял бы на Себя его грехов реально, ибо тот, кто реально принимает на себя грехи человечества, принимает и смерть как последствие греха. Ведь Спасение человечества это не придача чего-нибудь еще к тому, что оно уже имеет, спасение естьвнутреннее изменение, затрагивающее даже онтологические глубины человеческого существа. Спасение есть преодоление прежнего положения человека, которое преодолевается не по приказу сверху, но претерпевается изнутри полностью и до конца, исчерпывая таким образом все ресурсы прежнего положения. Вечная жизнь, вызванная искуплением Христа, не есть продолжение естественной жизни в смысле бессмертия, это есть бытие на совершенно ином уровне, которое приходит к человеку онтологически из впервые дарованной ему благословляющей Благодати, но экзистенционально – только после выстраданной им смерти. Воскресение реализовывает это новое существование. Смерть же завершает прежнее существование, без которого и новое существование было бы невозможным.
В этом смысле смерть для искупления также важна, как и воскресение. Поэтому, когда св. ап. Петр попытался однажды отговорить Христа от страдания и смерти, Иисус сурово выбранил его, заметив, что Петр для Него соблазн, ибо думает «не о том, чтo Божие, но чтo человеческое» (Мф. 16, 23). Люди действительно жаждут никогда не умирать, то есть жить, по определению Вл Соловьева, в дурной бесконечности здесь на земле. Между тем Бог хочет не продлить земную жизнь человека до бесконечности, но преобразить его существование онтологическим преодолением смерти: умирая и воскресая. Поэтому отговаривать Иисуса отказаться от смерти значит не понимать самой сущности Божественного искупления, усматривая эту сущность только в простом неумирании. Вот почему Иисус так резко выбранил Петра, назвав его даже сатаной-искусителем: «отойди от Меня, сатана!» (Мф. 16, 23). Поэтому Восточная Церковь, глубоко чувствуя эту связь искупления – с одной стороны – со смертью, а с другой – с воскресением, в своей литургии постоянно обращается то к одному, то к другому событию, не поставляя их рядом, но соединяя их изнутри: смерть с воскресением в литургии Великой Пятницы и воскресение со смертью в торжественных празднествах Пасхального Воскресенья.
Во многих местах Пасхального Богослужения крест упоминается и прославляется как орудие и символ смерти. Пасхальные гимны византийской литургии наполнены воспоминаниями о кресте: «Кресту Твоему поклоняемся Христе, и святое воскресение Твое поем и славим… Приидите все верние, поклонимся святому Христову Воскресению: се бо прииде Крестом радость всему миру. Всегда благословяще
119
Триодь цветная – в книге «Православный богослужебный сборник» – Москва – Москва – 2000 – С. 335.
120
Ср. Триодь цветная – Издание Московской Патриархии – Москва – 1992 – С. 21.
121
Там же – С. 31, 32.
122
Там же – С. 38.
Эти литургические тексты красноречиво говорят о том, что Великая Пятница и Пасхальное Воскресение для Восточной Церкви составляют глубокое неразрывное единство. Поэтому утверждать, что Восточная Церковь есть 'Церковь воскресения' только потому, что крест в ней не так сильно акцентируется, как в Западной, было бы неразумно. Это совершенно ошибочное мнение, порожденное незнанием или непониманием Востока. Ведь если мы сравним литургические тексты Восточной Церкви с такими же текстами Западной Церкви, то легко сможем убедиться в том, что византийская литургия говорит о кресте намного больше, нежели латинская литургия. Совершенно иное, отличное от Западной Церкви, переживание и прославление креста Восточной Церкви не должно укреплять нас в мнении, будто бы страдание и смерть Христа в богопочитании Востока не нашли должного отражения.
То, что подобное мнение действительно ошибочно, помимо всего прочего, доказывает – и весьма впечатляюще – праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня. Обе Церкви празднуют этот праздник в один и тот же день, а именно – 14 сентября (по старому стилю). Но торжества этого дня в Западной Церкви весьма скромны и даже скудны. Относительно литургического ранга, праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста в Западной Церкви второстепенен и стоит на таком же уровне как и некоторые другие праздники, посвященные Пресвятой Деве Марии (например, Семь скорбей Марии [123] , 15 сентября). Между тем в Восточной Церкви праздник Воздвижения Честного Креста Господня, как и праздник Преображения Господня, относится к числу двунадесятых, главных праздников Церкви. На Востоке в предпразднество и в сам праздник Воздвижения Креста Господня, строго придерживаются поста, даже если предпразднество совпадает с воскресением. Сама литургия празника Крестовоздвижения в Восточной Церкви содержит удивительно глубокие мысли и наполнена впечатляющими обрядами, которые и раскрывают значение Креста. На Утрени во время великого славословия священник берет с алтаря крест и несет его через левые двери иконостаса в середину церкви, где неподалеку от центральных или царских врат иконостаса стоит небольшой аналой. На этот аналой священник кладет крест, кадит кадилом, потом снова берет в руки, возносит его к верху и, повернувшись к востоку, трижды благословляет мир. Между тем хор Русской Церкви стократно поет «Господи помилуй». Этот обряд повторяется еще четыре раза, когда священник поворачивается к северу, западу, югу и еще раз к востоку. Всякий раз, когда обряд повторяется, хор по сто раз поет «Господи помилуй». Русский композитор Львовский (умер в 1894 г. – замечание автора – А. М.), принадлежавший к так называемой Петроградской музыкальной школе, соединил каждое стократное «Господи помилуй» одной мелодией, которая от чуть слышимого pianissimo поднимается до громогласного fortissimo, выражая мольбу и горестные стенания падшего тварного мира. Эта мелодия и сейчас звучит в Русской Церкви во время пятикратного воздвижения Креста.
123
Так раньше назывался праздник, который после Второго Ватиканского Собора получил название – Воспоминание Пресвятой Девы Марии Скорбящей (Её семи скорбей от пророчества Симеона до погребения Иисуса).
Благословляя Крестом все четыре стороны света, Восточная Церковь хочет сказать, что Крест есть символ всеобщего спасения – не только человека, но и всего тварного мира. «Четвероконечный мир днесь освящается» [124] – поют на утрени византийской литургии в день празднования Воздвижения Честного Креста Господня. Крест как «животворящее древо» «от земных незаходимых недр происходит», «он извествует воскресение» и «им же вси к Богу привлекохомся»; Крест, вознесенный руками священника, «Того на небеса возвещает возношение» и «имже наше смешение, от еже на землю падения, на небесех жительствует». [125] Следовательно, освящается не только душа, но и материал. Крест есть «вселенныя утверждение» и «на нем же содела спасение превечный Царь посреди земли», сегодня возносимый Крест «освящает мира концы» (лития) [126] : «Крест, хранитель всея вселенныя». [127] Вот почему Крест в Восточной Церкви имеет не только моральное, но и космологическое значение: Он значительно больше, нежели только психологическое указание: Крест есть основа преображения вселенной. Он достигает даже до самых глубин материала. Это и выражается в благословлении Крестом четырех сторон света. В празднике Крестовоздвижения действительно раскрываются подлинные переживания Креста Господня Восточной Церковью. Эти переживания удивительно глубоки и разнообразны, и наполнены они не только одним состраданием, ибо значение Креста здесь переносится на весь космос. Так разве можно говорить о второстепенности Креста в Восточной Церкви?!
124
Минея (сентябрь) – Издание Московской Патриархии – Москва – 1978 – С. 380.
125
Там же – С. 366.
126
Там же – С. 370.
127
Там же – С. 378.
И посему: это возвеличивание Креста, его соединение с космосом, постановление его в центр вселенной настолько тесно связано с воскресением, что почитание Креста в Восточной Церкви приобретает не только торжественный, но вместе и радостный характер. Разве не своеобычно, что Восточная Церковь поет «Аллилуйя» не только в день Крестовоздвижения, но и в Великую Пятницу, что нам, западным христианам, представляется огромным недоразумением. Однако, если мы вспомним, что означает слово «Аллилуйя», тогда наш безмолвный упрек в адрес Восточной Церкви сразу же исчезнет, а её литургическая практика раскроет перед нами весь свой глубокий смысл. «Аллилуйя» есть возглас радости. Однако в литургии этот возглас означает не какую-то преходящую земную радость, а то благодатное состояние, которое возникло у всего тварного мира после воскресения Христа и восхождения Его на небеса. Св. ап. Иоанн Богослов, описывая в своих видениях окончательнуюпобеду Агнца в борьбе «с великой любодейцей», постоянно повторяет слово «Аллилуйя» как выражение того, что «воцарился Господь Бог Вседержитель» (Откр. 19, 6). «Аллилуйя» звучит на небе «как бы шум вод многих и как бы голос громов сильных» (19, 6), оно звучит как голос «многочисленного народа» (19, 1). «Аллилуйя» восклицают и «двадцать четыре старца и четыре животных», которые «пали и поклонились Богу, сидящему на престоле» (19, 4). Весь тварный мир поет «Аллилуйя», ибо победа Христа перенесла его в преображенное состояние, свободное от всякого зла. Правда, пока мы живем на земле, зло угрожает нам и часто нас настигает. Однако это нечто совсем другое, нежели то, что было в жизни до Христа. Своим воскресением Христос преодолел смерть – это величайшее из всех зол зло и поэтому жизнь после Христа уже не есть жалоба, но в существе своем – радость. Теперь, когда мы умираем, мы уже знаем, что умираем для того, чтобы воскреснуть и войти в благодатное состояние, выражением которого и является это небесное «Аллилуйя» Апокалипсиса.