Агриппина. Младшая сестра Смерти
Шрифт:
Интересно, откуда Крис знает дорогу? Она же никогда не ездила к бабушке, даже знакома с ней была, что, в общем, абсолютно нормально. С чего бы мачехе знакомиться с маминой мамой? И всё-таки как ловко она заруливает. Может, заранее изучила маршрут на «Гугл Картах»? Не успеваю обдумать эту мысль, как машина сбавляет ход и останавливается возле железных ворот.
– Иди, открывай. – Мачеха протягивает связку ключей.
Я подхожу к воротам и озираюсь в поисках замка, но его нет. Запоздало понимаю, что не уточнила у Крис,
Даже если я обнаружу замок, подбор ключа, с моей-то везучестью, займёт очень много времени.
Уже собираюсь позвать мачеху, но тут из-за решётки раздаётся:
– Ждёшь кого-то?
Сквозь прутья смотрит парень. Он похож на уставшую птицу: круглые глаза под приспущенными веками, хищный нос с горбинкой и растрёпанные перья волос. Теневые полосы от забора расчерчивают его лицо.
«Сокол в клетке», – мелькает в голове, а вслух я мямлю:
– Хочу открыть ворота.
– Силой мысли? – парень хмыкает и толкает калитку. – Используй пульт.
Так вот для чего нужен мышиный пультик! Никогда бы не догадалась.
– Грипп, ну долго ещё? – негодует Крис.
– Грипп? – повторяется над ухом.
Я вздрагиваю и роняю ключи. Когда парень-птица успел подкрасться ко мне? Он приседает, подбирает связку и нажимает на кнопку. Раздаётся щелчок, и ворота медленно открываются. Мы отходим в сторону, пропуская машину. Парень стоит совсем близко, и я чувствую запах кожи от его косухи. Вкладывая связку ключей в мою ладонь, он вполголоса спрашивает:
– Ты беленькая? – глаза не мигают, лицо напряжённое.
– В смысле? – я невольно хватаюсь за лицо: щёки побледнели?
– Фамилия у тебя Беленькая? Ты внучка Нонны Юрьевны?
– Нет. Я Петрова. – Вот уже два года, как я ношу бабушкину фамилию, а произносить её по-прежнему непривычно.
Брови парня взлетают вверх. Взгляд становится цепким и внимательным. Черты заостряются. Будь у него крылья, они бы сейчас распахнулись за спиной. Вылитый хищник, углядевший мышь-полёвку.
Мне не по себе. С трудом удерживаюсь, чтобы отвести глаза и попятиться.
Нет, не дождётся. Распрямляю плечи и с вызовом смотрю ему в лицо.
– Грипп Петрова, – парень-птица растягивает губы. – Какое литературное имя.
– В смысле? – повторяю я.
Он хмыкает, пожимает плечами и уходит.
Пока я бреду через арку двора, длинную и низкую, словно тоннель, меня не покидает тревожное чувство. Парень-птица знает, кто я? Он удивился, услышав мою фамилию, а потом, кажется, вышел из себя – пусть и всего на мгновение. Может, он знал бабушку? Или просто почувствовал угрозу? Тут что-то не так.
От параноидальных мыслей меня отвлекает Крис.
– Предлагаю взять самое необходимое, а за остальным спуститься завтра, – говорит она, выглядывая из-за дверцы багажника. – Вряд ли
– Почему ты не сказала, что ворота открываются пультом? – ворчу я.
– Мне-то откуда знать? – Мачеха всплёскивает руками и тут же усмехается. – Я такая же деревенщина, как и ты.
Тут Крис лукавит. Она родилась и выросла в Москве, а «деревенщиной» стала после знакомства с моим отцом.
– Зато ты успела поболтать с симпатичным пареньком, – игриво добавляет мачеха.
Хочу съязвить в ответ, но на ум ничего не приходит.
После недолгих препирательств мы вытаскиваем из багажника два чемодана с одеждой, пылесос и коробку с бытовой химией. Бабушкина квартира пустует слишком долго, так что Крис уверена: ночевать там, не прибравшись, опасно для здоровья.
Одной рукой я волочу пылесос, второй чемодан. Хорошо, что и у того, и у другого есть колёсики, но на лестнице от них проку не будет.
Подъезд – или правильно «парадная»? – встречает прохладой, тишиной и запахом роз. Удивлённо смотрю на Крис: она тоже чувствует аромат цветов?
– Культурная столица, – говорит мачеха. – В подъезде пахнет розами, а не кошками, в каждой квартире живут бывшие графья, а на крыше, небось, библиотека. Ну а лифта, как я и думала, нет.
Подхватив свою ношу, я ползу вверх по лестнице. Ступени гладкие, истёртые тысячами подошв и потому ненадёжные, а ноги после поездки деревянные. Поднимаюсь медленно, чтобы не поскользнуться, и поглядываю по сторонам.
Потолок украшает лепнина – незамысловатая, всего лишь геометрические узоры, но всё равно красивая. На полу лежит шахматная плитка – сохранилась неплохо, лишь кое-где по чёрно-белым квадратам вьются трещинки. В окна льётся жёлтый и тёплый, как ромашковый чай, свет. Повезло, что напротив стоит дом-малютка, не преграждающий солнцу путь. В целом-то улица довольно узкая и на ней сумрачно.
За спиной раздаётся шум: что-то падает и катится, а Крис гневно каркает матом. Резко оборачиваюсь, нога соскальзывает со ступеньки, и я чудом не грохаюсь с лестницы. Повсюду валяются разноцветные флаконы. Мачеха пинает спрей для мытья окон и поднимает на меня глаза.
– Дно коробки провалилось, – поясняет она. – Я схожу за пакетами и соберу тут всё, а ты иди в квартиру.
– Дать ключ от подъезда?
– Не, в «Чайке» есть второй. – «Чайкой» Крис называет свою «Тойоту».
Я киваю и продолжаю подъём.
На каждом этаже всего по две квартиры. Кое-где блестят железной бронёй новые двери, но в основном сохранились старые – высокие, двустворчатые, скорее всего, дореволюционные. Поднимаюсь на четвёртый этаж и застываю. Дверь справа приоткрыта и покачивается от сквозняка. По голым щиколоткам тянет нехорошей прохладой мокрого леса. Она цепляется за ноги и лезет вверх по спине.