Агриппина. Младшая сестра Смерти
Шрифт:
– По рукам. А теперь выкладывай всё, что знаешь.
В кармане тренькает мобильник. Как невовремя! Наверняка Крис. Бормочу: «Счас, секунду» и вытаскиваю телефон. Ну точно.
«Как свиданка? Всё норм? Парень норм?».
Набираю ответ:
«Да, ок».
– М-м, так у нас свидание? – Сатир снова придвигается ближе. – Напиши, что я очаровашка.
– Не люблю врать. – Я прячу мобильник.
– Ты меня не знаешь, малыш. – Рогатый улыбается, но иначе, чем раньше. Более человечно, что ли. –
– К делу! – обрываю я.
– Ну хорошо. В общем, расклад такой…
Дверь одного из подъездов распахивается и из него вылетает мальчишка-дошколёнок, следом выкатывается большая коляска, а уже потом выходит женщина – телесное воплощение усталости. Глаза у неё похожи на глубокие тёмные колодцы, где на самом донышке поблескивает живая вода – попробуй, доберись.
– Тихон! – женщина надрывно окликает мальчишку. – Не убегай!
А он и не убегает. Замерев напротив скамейки, где сидим мы с сатиром, мальчишка во все глаза пялится на нас.
Я не представляю, как буду объяснять матери Тихона про «неведому зверушку». А женщина наверняка спросит, что за голая мохнатая тварь сидит у неё во дворе. И не просто спросит, а, скорее всего, поднимает хай, вызовет полицию и журналистов. А я меньше всего на свете хочу оказаться в центре внимания.
– Мама, смотри! Козлик! – восторженно орёт Тихон, показывая пальцем на сатира.
Я борюсь с нелепым желанием сдёрнуть толстовку и накинуть её на рогатого. Однако кота в мешке не утаишь. А уж сатира под кофтой размера XS – тем более.
– Какой же это козлик, Тиша! – Щёки женщины заливает румянец, такой же измождённый, как и всё в ней. – Это просто девочка. Простите Христа ради, – обращается она ко мне, – он у меня фантазёр.
– Да ничего, – выдавливаю я.
Значит, женщина не видит сатира. Одной проблемой меньше.
– Козлик! – упрямится Тихон. – Вот он! Рядом с девочкой! А на дереве бума…
Сатир резко подаётся вперёд и шипит:
– Чеши отсюда, мальчик, пока мои рога не проткнули твоё тщедушное тельце.
Тихон выпучивает глаза и даёт дёру. Его мама плетётся следом, прикрикивая, чтобы он не выбегал на дорогу.
Сатир поворачивается ко мне.
– Зачем ты напугал мальчишку? – негодую я.
– Не люблю, понимаешь ли, когда меня называют козлом, – склабится рогатый.
– Тебя видят только дети и подростки?
– Нет. Меня видят те, у кого есть… – он заминается, подбирая слово, – предрасположенность.
– К чему?
– К тому, чтобы служить Смерти.
У меня перехватывает дыхание. Служить смерти? То есть… убивать?
Да, у меня точно есть к этому предрасположенность.
В глазах темнеет, и единственным светлым пятном остаётся лицо сатира. Скамейка пытается уплыть из-под тела. Закладывает уши.
– Дыши. –
– Свиток. Ты. Всё это… вербовка? – спрашиваю я, налаживая дыхание. – Вербовка в отряд наёмных убийц? Из-за того, что со мной происходит? Кто-то решил этим воспользоваться, да?
Звучит, как полная чушь, и я надеюсь, что так и окажется. Но сатир, прищёлкнув языком, отвечает:
– Зришь в корень, малыш. Не знаю, что там с тобой происходит, но про отряд убийц – это верно. Их четыре, и они называются «масти». Когда ты найдёшь все свитки и выполнишь все задания, тебя зачислят в одну из них. Остаётся только понять, в какую. Червы, пики, трефы или – скрестим пальцы, чтоб только не это – бубны. Выбор, как видишь, невелик.
Какое-то время я молчу, пытаясь усвоить информацию. Потом спрашиваю:
– А в чём между ними разница?
– Ой, знаешь, почти никакой, – невинным голоском заявляет рогатый. – Просто червы и пики уничтожают нечисть, а трефы и бубны – людей. И все масти, разумеется, жаждут поубивать друг друга. – Он смотрит поверх моей головы и радостно заявляет: – А вот, кстати, и они!
Глава 4
Оказаться меж двух огней
Я оборачиваюсь и вижу, что ко мне приближается девушка, высокая и худая, как модель. Походка у неё тоже модельная, что называется, от бедра. Волосы цвета платины падают на лицо и колышутся в такт шагам. На девушке белоснежная блузка с воротником-стойкой, приталенный пиджак и узкие чёрные джинсы.
– Правда, пришли не все. Какая жалость! – комментирует сатир.
Он устраивается поудобнее и подпирает подбородок кулаком, словно готовится смотреть увлекательное шоу.
– Где свиток? – спрашивает девушка, сурово поглядывая то на меня, то на сатира.
Я тоже смотрю на рогатого. Он, конечно, мерзкий тип, но ждать совета больше не от кого.
– Не отдавай, – скособочив рот, шепчет сатир.
А потом вскакивает и орёт девушке, указывая на меня:
– Он у неё! В кармане! Я сам видел!
Недоумение и обида сливаются в один горький ком и встают в горле. Ну и скотина же этот рогатый!
«Модель» бросается на меня с изяществом и прытью гепарда. Я успеваю лишь прижать руки к животу, бессознательно защищая бумажку с выполненным заданием – сама не знаю, зачем. Наверное, срабатывает древний инстинкт «я ни за что не отдам тебе это барахло, хотя мне самой оно не слишком-то нужно». Девушка вцепляется мне в предплечья, трясёт, дёргает, и я скатываюсь со скамейки. Локти и копчик пронзает боль.