Аид, любимец Судьбы. Книга 2: Судьба на плечах
Шрифт:
Трехтелая выплыла из зала неслышно. Зная ее, опасаться нечего. Персефона некоторое время колебалась, не пойти ли за подругой, потом опустилась на свой престол по правую мою руку.
– Я пыталась, – пробормотала она. – Но она только расхохоталась и заявила, что все ужимки я могу оставить для Гебы и Афродиты. И сказала, что все они поверят. Боги – потому что не смирятся с мыслью, что они никогда не осмелились бы на твой поступок. Богини – потому что иначе им придется иссохнуть от зависти, сравнивая тебя с их мужьями
Голос задрожал ослабшей струной кифары, словно она хотела прибавить еще что-то – и не смогла.
Смутно роптали тени за стенами дворца – мир понимал, что намечаются перемены, но не понимал, какие…
Великие перемены.
Будем играть в бессилие!
– Хорошо, что ты здесь, – выговорил я. – Гелло приведет Сизифа…
– Что мне делать?
– Что всегда. Просить за обиженного.
Впрочем, обиженный-то в этом случае – Танат, но жена поняла верно.
Этому очень способствовало то, что просить за Убийцу – заведомая нелепость.
Сизиф выглядел все так же – удивительный случай, когда бесплотность не отменяет благообразности. Он был полон героической покорности, которая доступна лишь смертным – да, смиряюсь, но смиряюсь лишь перед Владыками. В глазах – проницательная теплая грусть, на которую покупались боги…
Нужно будет у Аты узнать – не ее ученик?
– Подойди, – тень подплыла поближе, склоняя голову. – Можешь смотреть. Твоя жена не погребла твоего тела. Мы не получаем причитающихся жертв. Или пастбища Эфиры опустели, а богатства твоего дворца превратились в пыль?
Тень стояла, будто громом пораженная известием. Подергивалось лицо – страх, гнев, великолепная игра, которую и за игру-то признать сложно.
– В-владыка… Прости, Владыка... Я думал, что терплю кару от тебя за совершенное мной в прошлой жизни. Эол, отец мой, покарай эту дочь Ехидны… – поднял сжатые кулаки, но тут же опомнился и вновь опустил голову, избегая встречаться со мной взглядом. – Ей было мало моих мучений в мире людей – и она обрекла меня на муки в подземном мире! О, если бы я только мог…
И замер, не решаясь, выказать просьбу, весь в своем горе и гневе. В другое время меня бы это развлекло – уж больно красиво притворство: обезумевший от предательства муж, в прошлом – царь, перед престолами богов…
– Говори.
– О, взглянуть бы ей в глаза, покарать неверную! – прорвалось у него из груди с рыданием. – Вечными муками готов я расплатиться за час своего возвращения к жизни. Порождение похотливых сатиров, презренное семя коварных титанов, кого она привела на мое ложе? С кем тешится, пока мое тело гниет непогребенным?! Она смеется надо мной! Сколько гекатомб я принес бы вам, владыки подземного мира…
Осекся. Вспомнил, что владыки подземного мира сидят и слушают. Поежился: не перестарался ли про семя
Тень затряслась и бухнулась на четвереньки.
– Смертным не выйти из моего царства, – тяжело уронил я. – Даже будь они сыновьями богов – здесь есть лишь вход.
– Владыка подземного мира справедлив, - вплелся в наступившую тишину мелодичный, холодный голос Персефоны. – Никому не позволено выйти отсюда, чтобы прожить еще одну жизнь. Однако Владыка может позволить смертному вернуться на несколько часов: покарать неверную жену, заставить ее принести жертвы – и вновь спуститься в аид, дабы продолжить путь как должно.
Я поджал губы, а тень Сизифа тряпкой распласталась перед Персефоной: все ведь знают, как редко царь подземного мира отказывает своей жене в ее маленьких просьбах…
О, Тартар, я и впрямь мягкотел. Аид Неодолимый – под пятой у собственной жены, которую он же и похитил, подумать только!
Впрочем, сейчас это ко времени: могут решить, что я опасаюсь перечить избраннице Зевса.
– Иди, – велел я. – Даю три дня. Узнай, почему жена не выполнила обряды. Накажи ее. Принеси жертвы. И возвращайся.
Слушать его благодарности было еще и познавательно: вот у кого бы научиться говорить. Впрочем, я глядел скучно и нетерпеливо: слово сказано, убирайся.
– Гелло проведет тебя мимо Цербера, – Гелло, таившийся, как обычно, за троном, стал рядом с тенью, наклонил голову. Или лучше было Таната в проводники, чтобы Сизиф еще помучился? Нет, уж больно странно: Смерть ведет своего тюремщика навстречу жизни… – Плоть обретешь, вступив на свет у Амсанкта. Иди.
Хитрец хитрецов, обманывающий богов, ты обманул меня, но ты зря сказал, что готов это оплатить вечностью мук.
Сказание 15. Об искушениях и желании верить
Зрачки вонзала мне булавками Медуза
в глаза, и сам себе я в горле стал колом.
С. В. Петров.
Это будет позже.
Когда слово «герой» на земле перестанет казаться чем-то новым, когда Эллада услышит поступь Геракла – Победителя Чудовищ, когда Дионис займет свое место среди Двенадцати, а в огнях смертных очагов запылают искры от улыбки Гестии…
Да, это будет позже, но острие памяти капризно. Оно не желает ровно скользить по песку: то в ямку провалится, то на холм взберется, а то вообще скакнет через несколько вех и прикинется коварным торговцем: всучит что-то невнятное, ненужное, на что потом ты будешь пялиться в недоумении: откуда оно у тебя в голове-то взялось?!
Вот и это – то ли из глаз жены, то ли вообще от тещи долетело, а может, Афина или Афродита поделились, сами того не заметив.