Аид, любимец Судьбы. Книга 2: Судьба на плечах
Шрифт:
А лучник остался хмыкать, разглядывать ручейки великанской крови и ждать остальных из горного народа – их тяжелая поступь раздавалась за ближними скалами.
Скоро будут здесь. Скоро – это хорошо, мне не нужно много времени.
Бесшумно перемахнуть через каменный хребет – держась так, чтобы меня скрывали черные туши местных, все еще пышущие жаром. Прыжком, точно рассчитав расстояние, вылететь на открытую местность: в одной руке – клинок, вторая вытянута в приказе.
Он почти успел наложить стрелу на тетиву, когда мой удар швырнул его
Под ногой тихо застонал лук. Перемазанные в черном масле пальцы сжали белое горло.
– Кто?! – прошипел я.
Наверное, ему не сказали, что Владыка-то – бешеный. Этому мальчишке из стигийских – клыкастому, синевато-бледному, наверное, родичу мормолик… вон и крылья не до конца отросшие.
Он и моргал с удивлением, только покривился, когда я чиркнул острием клинка ему пониже ключицы. Кровь выступила – исчерна красная. Смертный.
– Кто?
Кричать он бы не смог: я сжимал ему горло. Зато мог смеяться.
– Без шлема, надо же, – прошептал в ответ и заклокотал передавленной глоткой.
– Кто тебя послал? В глаза смотри!
Он закрыл глаза, улыбаясь юными губами.
– Все...
И подался навстречу моему клинку с нежным предвкушением на лице, будто к возлюбленной в объятия.
Тихий, горловой всхлип. Я не стал препятствовать телу падать, но успел заглянуть в раскрывшиеся перед смертью глаза – мельком.
«Ни слова… ни звука… любые муки… награда грядет и будет превыше всего…»
Можно было бы подождать Таната, но допросить тень я успею всегда, а пока убираться нужно из этой местности. Насмотрелся.
Разве что колчан этого лучника с собой прихвачу.
Мир не желал пропускать. На поверхности было проще ходить по-божественному, а здесь… навыки, что ли, растерял?
Или просто плохо на дворец нацелился – вот и промазал мимо дворца?
Голос ручья у ног хрустален, тонок. Это потому, что ручей закован в хрусталь. Не до конца, правда: на два полета стрелы по течению, а дальше сложены прозрачные, искристые глыбы. Возле глыб плавают тени: примериваются, где тюкнуть, где огладить.
– Лепестки запороли! Ах вы ж, пальцем в ухо деланы…!
Коренастый лапиф оглядел пышный куст, громко сплюнул и раздал подмастерьям по плюхе. Крайнему, который загляделся на меня, влетело сгоряча дважды.
– Сдохли, а все туда же! И после смерти с вами, придурками мучиться?! Кому говорил – вот тут прожилки!
Куст позвякивал друг о друга ущербными листочками. Выточенными из зеленого камня, насаженными на медные стебли.
Каменный сад. Ненужная пышность – Эвклеева выдумка. Царю полагается поражать воображение гостей – раз. Сад какой-то все равно нужен, а растения возле Флегетона не живут – два. Драгоценностей понатащили
Вот мертвые мастера и трудятся позади дворца – здесь хватает места.
Мелкие осколки драгоценностей неприятно хрустели под сандалиями. Кто-то из подмастерьев позади разинул рот:
– Дядька Телеф, это, что ли…?! – и огреб дополнительно, особенно звонко. Голос мастера забубнил:
– Тебе-то какое дело, ты точи себе, вырезай…
– Так ведь… а чего он черный такой?!
– Сказано – точи и вырезай! Нужно – и черный…
Мастер гудел однообразно, нудно. Под сандалии теперь ложились осколки алмазов. Группа безмолвных теней возилась с литым стволом яблони, яблочки-рубины висели здесь же, недалеко. Какой-то старец охал и крякал, хая работу молодых: «На это смотреть… Мне б на Полях Мук спокойнее было!»
Будущий каменный сад размеренно рождался к жизни; мастера-муравьи обсели каждую кочку: вымеряли, шипели друг на друга, прилаживались с тонкими, звенящими молоточками к мраморным подобиям чаш, сооружали какую-то беседку… Меня большей частью не замечали – а может, и не узнавали, небось, Ананка бы в таком виде не признала.
Какой-то юнец тыкался с корзинкой кованных из золота асфоделей. Его посылали, так изобретательно только мастера умеют: «…через глотку Ехидны и до самого Тартара иди со своими цветочками! Нам бы с деревьями закончить!» Мальчик на берегу хрустального ручья привязывал листья к веткам и напевал что-то нерадостное, про маму.
Размеренный и тонкий звон листьев гасил огонь в крови, заставлял задумываться, замедлять шаг, не торопиться в ставший очень далеким дворец.
Визг раздался, когда я почти достиг двери.
Громкий, в несколько голосов, из внутренних покоев.
И, еще не узнав один из голосов, я перешел с шага на бег. Шел – лезвием меча, стал – ядовитой стрелой. Ядовитой – это потому что насмерть, как только я… как только…
Женская половина – гинекей, я не знаю здесь всех комнат, но это неважно, найду по звуку, как в старые времена, рвануть дверь, визг повторился…
Перешел в смех.
– Леэно, ну сколько можно плескать?! Холодно!
– Госпожа любит, когда холодно!
– Госпожа всё любит! Смотри, ты сделала настоящее море!
Левка завертелась на мокром полу, разбрызгивая воду и сверкая серебром волос. Двое нимф нежились в ванной розового мрамора; три или четыре мормолики с кувшинами готовились подливать воды; в нос ударил аромат притираний и масел; тихо ойкнули струны кифары из угла – там, видно, ютилась какая-то тень-музыкантка…
– Милый?
Бдззынь!
Рыжая мормолика громко уронила кувшин. Нимфы дружно ушли в воду – только пузыри на поверхность всплывают.