Аид, любимец Судьбы
Шрифт:
Будет лгать кифара – не стыдясь своей лжи.
Мы сами были ветрами и громами. Нет – единым вихрем, поднятым Гекатонхейрами, мы не оборачивались на упавших союзников и отставших смертных, мы…
Время, напуганное, бежало, прикрывая уши, чтобы не слышать нашей поступи. Время вздрогнуло, увидев Сторуких, увидев нас, спустившихся с осажденного Олимпа – и понеслось, стараясь укрыться за пазухой господина, но – поздно!
Мы шли быстрее времени.
Миги являются полусном, полуявью: было? не было? лжет ли мне память?
Зевс
Малышка Ника с упрямо поджатыми губами прыгает со скалы – и распахивает крылья над нашим войском. Недетские, широкие крылья.
Гудит, раскаляясь, бронза меча – превращает его в алую полосу.
Огонь кровавыми каплями течет с неба…
– А-а-а-а! – ревет битва единым голосом, топча то, что было Фессалией. – К Офрису!
Сливаются воедино столетия боев и перемирий, каждый день, каждая ночь – обвиваются друг вокруг друга, ложатся между двумя войсками, подставляясь под удар, и вот – выковалось главное:
– К Офрису!
Протягиваются к небу триста бешено вращающихся рук. Уран жмурится, испуганный – не дотянулись бы до него те, кого он заточил в Тартар! – но рукам нет до него дела, руки щедро сеют, горстями расплескивают вокруг себя силу… силу, которая захлестывает, подавляет мысли – бездумная, яростная мощь, и в ее вспышке тает, растворяется сначала тело, потом рассудок… команды? Распоряжения? Стратегия? Где?!
Мы просто идем побеждать – поднявшейся выше неба волной славы, в едином кличе.
– К Офрису!
Нет предводителей, и лавагетов, и солдат, есть только единая воля; нет мыслей – волна захлестнула с головой; нет боя – они не решаются встретиться с нами в бою, мы просто идем… мы идем…
Когда мы очнулись, впереди возвышался Офрис, а в небесах бешено плясала колесница Гелиоса, и под ноги нам падали обгоревшие птицы.
И перед нами был резерв Крона – элита, отборные войска из титанов и тварей подземного мира, которых пестовали специально к этой битве…
Волна хлынула навстречу войне. Сила – к силе.
Протянулись руки первенцов Земли к недрам матери – к скалам. Взлетело крошево, взвизгнули камни – складки на теле Геи – и взвились в небо легче бабочек.
Титанам и их подручным на головы.
Еще и еще.
А там уперлись не на шутку: мол, Сторукие или нет, а мы – тоже дети Геи и чего-то стоим.
Ну, Сторукие. Ну, мы в ужасе.
Ну, дальше-то что?
Сила – на силу. Осколки земли – в небесах. Небеса вот-вот осколками падут на землю.
– Ламп! Брооооойт! – стонет с неба Гелиос. – Стоя-а-а-ать, заразы!
А лошади всхрапывают и бьются в упряжи: вот-вот понесут колесницу, перевернут, разобьют о летящие в небо камни…
– Не на-а-а-адо! Не на-а-а-адо! – в тон Гелиосу кричит Земля, когда из нее вырывают очередной кусок.
Молнии и стрелы дождем с нового
Натянутая тетива в груди: Ананка, что ж ты молчишь за моими плечами?! Или ты тоже закрыла глаза и заткнула уши, обратилась в бегство, предоставив нам решать самим?
Не вынесла мелодии этой битвы – такая, небось, не снилась Аполлону!
Обезумевшими кифарами орут стрелы, протыкая живую плоть. Ритм – в ударах Гекатонхейров. Золотыми и серебряными струнами расплескиваются молнии из рук Зевса, который и сам-то уже – живая молния…
Копья Ареса и Афины – тяжелые тимпаны.
Не расстающаяся с мечом Гера – свирель.
Пан, козлоногий сын Гермеса, неподалеку яростно топчет противника – ага, как же, мирный. Хорошо, если хоть и впрямь противника топчет. «Кхерееее…» – хрипит противник, и песнь боя послушно принимает его взнос, вплетает в себя.
Треск и взвизг дракона – голос подал трезубец Посейдона.
Меч у меня в руках не замолкает, изо всех сил подпевая брату – то ли рогом решил заделаться, то ли тоже под тимпан. Крики противника, тяжкий рокот из недр, сотрясающий все живое, стоны земли, не могущей выдержать ярость Перворожденных – все сливается в единую песнь, и я невольно спрашиваю себя: неужели это – песнь победы? Или – Песнь Небытия?
И голос за моими плечами оживает и отвечает едва различимым шепотом (который тоже вплетается в музыку хаоса над боем):
– Это – песнь края…
Край… край! Сила – на силу.
Молнии – упрямо ссутуленные плечи кроновой гвардии. Неистовство Сторуких – голод демонов. Скалы – щиты и копья. Боги – титаны…
Словно натянутый канат, слишком туго сплетенная мойрами нить: упадет маленький камушек – порвется равновесие в клочья…
Не камушек – стрела. Откуда уж взялась – непонятно, говорили потом: титан какой-то послал… А может, Аполлон. Кто там в неразберихе боя разберет.
Появилась стрела. Свистнула в воздухе воплощенной Ананкой. Воздух прочертила лениво, словно выбирая: кого бы мне вот сейчас, чтобы уж – надежно? Афину, может? Гермеса? Аида?
Помедлила и воткнулась Пану в волосатую ягодицу.
Такого звука Уран не слышал со дня своего рождения.
Гекатонхейры – и те вздрогнули и начали горы себе под ноги ронять.
Титаны и боги оружие побросали.
Кто был смертный – вообще попадали и головы позакрывали.
А Пан все вопил.
Визгливо, яростно, на одной ноте, леденя сердца чудовищ.
Может быть, конечно, и соратников.
Дрогнуло небо от крика – опять. Содрогнулось войско титанов от ужасающего звука. Попятилось. Обратилось в бегство, не слушая призывов вождей. Понеслось без оглядки, топча и сминая своих же…