Академия Высших: студенты
Шрифт:
– И откуда мы взялись такие, как ты думаешь?
Ита пожала плечами.
– Зачем мне об этом думать? Какая разница? Мы уже есть такие, какие мы есть. А почему вдруг ты об этом думаешь?
Сигма пожала плечами.
– Просто очень странно все, вам не кажется? Мы все такие разные. Из разных мест, разных миров, разных планет. И вот рождаемся с такими странными способностями, которых вообще-то нет у наших рас.
– У нас говорят, – сказала Оми, – что разрушители и создатели рождаются тогда, когда в них появляется нужда. Могут раз в сто
Сигма с интересом смотрела на Оми.
– Ты никогда про это не говорила.
– А ты и не спрашивала. А у вас не так считается?
– Не-а, – покачала головой Сигма. – У нас считается, что наша Академия занимается политикой в основном. Решает вопросы мироустройства, конгломераций. Готовит специалистов по глобальным вопросам взаимодействия миров. Все такое.
– Но мы же совсем не этим занимаемся! – удивилась Ита.
Сигма кивнула. Вот именно. Их учат совсем не тем вещам, которых она ожидала.
– А у тебя что считается? – спросила Сигма у Иты.
– Да ничего особенного. У нас, знаете, все люди рождаются с какими-нибудь отличиями. Кто-то видит вещие сны. Кто-то кровь умеет словами останавливать.
– Ого!
Ита поморщилась.
– Вот, все так мне и говорили. Вот мы «ого», а ты что можешь? А я ничего не могла. И когда у нас объявили, что прилетят представители разных университетов из Большого Рукава, я записалась на собеседование. Сразу ко всем. Подумала, что лучше уж улететь и жить среди таких, как я. Среди обычных, чем постоянно чувствовать себя ущербной.
– Но потом они ведь перестали смеяться? – осторожно спросила Оми.
Ита нервно перекинула косу на плечо и подергала за кончик. Сигма, даже не задумываясь, подняла планшет и сделала снимок. Ита вздрогнула и посмотрела на Сигму.
– Ой, покажи, что получилось!
Сигма покачала головой.
– Нет, сначала расскажи.
– Да что там рассказывать, – поморщилась Ита. – Прилетела на каникулы, мне говорят – вырасти дерево. Или сделай из камня хлеб. Я им объясняю, что это не мой масштаб. А они издеваются: «Да ничего ты не можешь!» А как я им докажу? Никак.
– Обидно, наверно, – посочувствовала Оми.
Ита вздохнула.
– Да, обидно. Остались бы у меня братья, никто бы не подумал надо мной смеяться. Но я одна с младшей сестрой, даже без родителей. Кто за нас заступаться будет?
«Нам всем некуда возвращаться», – вспомнила Сигма слова Мурасаки.
– А братья… – осторожно спросила Сигма, – ты сказала «остались бы». Их… когда не осталось?
– На следующий день после собеседования. То есть утром. Я вернулась, а деревня сгорела. Дотла. Сестру я к бабке отвезла перед собеседованием, братья за ней не стали бы смотреть, – Ита шмыгнула носом.
Оми обняла ее за плечи.
– Мне очень жаль.
– Ладно, я привыкла уже, – Ита протянула руку к планшету и открыла снимок.
Сигма тревожно смотрела на Иту. На снимке
– Как будто у тебя огонь в руке, – сказала Оми, заглядывая в планшет.
– Ита, если тебе не нравится, я пересниму, – пообещала Сигма.
Ита улыбнулась.
– Ты что, мне очень нравится. У нас есть такая… известная картина. Женщина с огнем в ладони. Я здесь очень на нее похожа. Та же поза, тот же взгляд и даже руку держу правильно. И черты лица те же. Я не думала, что я на нее так сильно похожа.
– А у нее есть название? – спросила Оми. – У картины?
– Заря. По легенде эта женщина, Заря, забрасывает утром на небо огонь, чтобы он нам светил днем. Она почти в каждом доме висит. Как знак того, что мы помним, кто зажигает нам солнце, – Ита смутилась. – У всех свои легенды.
– Конечно, – согласилась Сигма, но слова Мурасаки так и не выходили у нее из головы.
Нам всем некуда возвращаться. Если спросить у Оми, наверняка и у нее окажется печальная история, не зря же она так обняла Иту, ведь понимала, что она чувствует. Надо же, сколько разных легенд в каждом мире. У всех свои объяснения, кто они такие. Но если одно и то же явление в разных мирах объясняют по-разному, как говорили на сравнительной культурологии, это означает, что это явление масштабнее того мировосприятия, которое доступно в данный момент данной культуре. И каждая культура видит только часть явления. В этом, конечно, Мурасаки прав. Они не люди.
Наверное, им всем было, о чем подумать, потому что по дороге обратно в студгородок они молчали – не так, неловко, как молчат незнакомые люди, а наоборот, как молчат друзья, когда уже все нужное сказано. Но когда они расстались, и Сигма вошла в свой коттедж, она поняла, что не сможет уснуть после этого разговора. Слишком много мыслей роилось в голове. Она порылась в одежде в поисках жилетки, на которой так удобно было сидеть на стене, и с досадой вспомнила, что Мурасаки так ее и не отдал. Надо будет завтра напомнить, вздохнула Сигма, сменила куртку на длинную парку и ушла на стену. А потом сидела, ни о чем не думая, и смотрела на темное небо, пока оно не начало светлеть. Сигма внутренне смирилась даже с тем, что на следующий день будет сонной и вялой. Так проще. На решение задач ее внимания хватит, а большего ей и не нужно.
Но утром, проходя мимо ее стола, Мурасаки поставил рядом с планшетом термокружку с кофе. И остановился.
– У тебя сонный вид, – сказал Мурасаки. – Чем ты занималась всю ночь? Задачи решала?
– На свидания ходила, – ответила Сигма, придвигая к себе кружку и приоткрывая крышку. Кофе пах восхитительно. – На тебя насмотрелась, обзавидовалась.
Мурасаки рассмеялся и присел на край стола.
– А если серьезно?
Сигма с трудом сдержала зевок.
– Не поверишь, спала. Но не выспалась.