Акакий Акакиевич
Шрифт:
– Созрели вишни в саду у дяди Вани, у дяди Вани са-азрели вишни…
Вот только соседи по избе попались мерзкие – наглец Петров, наглец Васильев и с ними балбес Сёмкин из соседней группы. Хотя Сёмкин сам по себе ничего. Как-то ещё на втором курсе он с Мишкой поспорил, что съест в один присест десять пирожков. Мол, если съест, то съест, а если нет – вернёт деньги. Ну, первые три Сёмкин слопал мгновенно, вторые три с трудом, ещё два пирожка жевал целый час, а на оставшиеся посмотрел так скорбно, что Мишка рассмеялся, хлопнул едока по плечу
– А ну быстро замазал! – сказал свистящим шёпотом. – Быстро! Я повторять не намерен!
Потом набросился на соседей художника:
– Вы в своём уме? Этот идиот ничего не понимает, но вы-то нормальные!
– А чо? – обижался Сёмкин и косил хитрым глазом. – А чо? Чо сделал-то? Подумаешь…
Тем временем Мишка договорился с одной бабкой пить у неё парное молоко после ужина и дважды в неделю шлёпал в недалёкую деревню набирать калории. Как-то раз после двойной порции лапши он влил в себя столько молока, что не мог прямо стоять. Мимо тёмного леса в безлунную ночь, согнувшись и обхватив себя руками, он тяжело плёлся обратно по сельской дороге, вспоминая десять пирожков Сёмкина и проклиная себя за жадность.
– Вот, – трагически думал, – сейчас я умру, и все поймут, что обожрался. Какой стыд! Какой позор! Нет, какой позор…
На этой острой мысли неожиданно оступился и кувырком полетел вниз.
Когда он очнулся, оказалось, что сидит в довольно глубокой и грязной яме, а сверху величаво сияет недоступными звёздочками далёкое небо.
– Ни фига себе! – изумился Мишка. – Как это я?
И шустро полез вверх, цепляясь за корни. Вылез. Быстро пошёл к избе и вдруг вспомнил, что ещё недавно были какие-то страдания, а сейчас такое чувство, что вроде и не ел совсем. Удивился происшедшему, нащупал шишку на затылке и открыл дверь.
– А ну быстро закрыл! – раздался рёв.
– Да, да, – Мишка испуганно вздрогнул.
– Ходят тут всякие!
Здоровяк Петров тяжело глядел на него. Наконец презрительно сплюнул и отвернулся. Мишка тихо полез на нары.
– Ну поехали, поехали, – Васильев раздавал карты.
«Нет, последнее время Петров совсем обнаглел! – раздеваясь, возмущённо подумал Мишка. – Хамит, задевает при каждом удобном случае, застращал всех. Каждый день в карты играют до двух часов ночи, спать мешают, а назавтра вставать».
Тут Петров зевнул, потянулся, при этом явно нарочно толкнул Мишку рукой, неожиданно рыгнул и громко рявкнул:
– Эх, бабу бы…
– Бабу, бабу! – повторил Васильев.
А Петров опять толкнул щуплого Мишку.
– Ах так! – закусил губу Мишка и с этого момента решил копить злость, чтобы разозлиться и ответить обидчику.
Ничего не подозревающий Петров ежедневно подливал масло в огонь.
Через
– Эй ты, в морду хочешь?
– Че-го? – Петров отставил компот.
– А ничего.
И со всей силы засветил изумлённому верзиле в глаз.
Мишку хорошо побили, но Петров как-то поутих. А тут резко похолодало, лужи подёрнулись ледком, замёрзла грязь, и кончился колхоз со всей его картошкой. Обрадованные студенты весело грузились в автобусы и громко пели на прощание:
– Пусть дядя Ваня моет спину тёте Груне стиральной доской в колхозной бане… От этих вишен остался один след…
Да, время бежит быстро – уже четвёртый курс. Мишка совсем взрослый, и с осознанием этого факта пошёл работать. Поначалу он хотел устроиться в гинекологию, чтобы быть поближе к женщинам (с чисто медицинской точки зрения), но заведующий отделением очень подозрительно посмотрел и отказал. Пришлось взять Серёжку и идти в новоотстроенную хирургию, где небольшой унылый человечек, главный там хирург, объяснил проблему.
– Понимаете, – сказал грустно, – они в коридоре сначала постелили линолеум, а затем покрасили стены и потолок, – вздохнул и добавил с выражением: – Собаки! – попросил с надеждой: – Ребята, вы не могли бы оттереть пятна?
И вот в рабочее время Серёжа и Мишка занимаются странным делом: ползают в гулкой тишине по приблизившемуся, как в увеличительное стекло, полу и скребут ножами пятна. По обе стороны коридора одна за другой ждущие двери палат, внутри затаившиеся, заправленные кровати.
– Серый, убери ноги – пол запачкают!
– Вот сам и убери!
– Серый, а я слышал, на кафедре урологии есть кошка Простатка. Она каждый год рожала котят, так ей сделали операцию, и теперь профессор, когда делает обход, каждый раз подходит и осматривает.
– Я знаю.
– Кстати, я был на выставке: Привезли Тутанхамона. Он так сохранился…
– Ну тогда и мы с Надей пойдём.
– Слышь, Мишка, – торжественно сообщает Сергей чуть погодя, – а мы жениться надумали…
– Да ты что!
– Точно. Тебе первому говорю. Пока никому ни слова, ладно?
– Конечно. Слушай, а потом?
– Что потом?
– Ну так… Потом? Как жить?
– Снимем вместе комнату, хозяйство вести будем. Тебя в гости пригласим. Придёшь?
– Ну приду, – с сомнением отвечает Мишка. И любопытствует: – А я-то вам зачем?
– Для разнообразия, дурак!
– Сам дурак! Тромбоцит!
Оттёрли краску, отделение наполнилось больными, и уже надо раздавать таблетки, делать уколы, перевязки. Устающий Мишка начал засыпать на занятиях. Зная за собой такой грех и пытаясь противостоять, он крепился изо всех сил, тёр глаза, тряс головой, но один раз на семинаре по терапии не выдержал и начал отключаться. Из последних сил сопротивляясь, отчаянно взмахнул руками и немедленно проснулся от хохота, охватившего группу.
– Ну ты даёшь! – сказал, потирая щёку, каратист Клёпин. – Я-то тут при чём?