Летучей мыши крылозадело за сердце когтем, —и грудь – пустое дупло,хоть руку засунь по локоть.Сегодня, завтра, вчера —всё тот же сумрак в деревьях:кленовые вечерав раскидистом, добром чреве.Нет плоти и – нет греха,нет молний мертвецких ночью…Сутулого женихазаластили по-сорочьи.Как вздёрнут лукавый нос!И солнце поёт в веснушках!Худой, привязчивый пёс —я с Вами, моя пастушка!Лиловое, синь кругом:цветочки: иван-да-марья.Откуда же этот гром,удушье тягучей гари?Ах, девушка, всех милей,не девушка, а наяда…Душа!Как пёс, околей!Под тыном валяйся, падаль!1913
«О бархатная радуга бровей…»
О бархатная радуга бровей!Озёрные русалочьи глаза!В черёмухе пьянеет соловей,И светит полумесяц меж ветвей,Но никому весну не рассказать.Забуду
ли прилежный завитокЕщё не зацелованных волос,В разрезе платья вянущий цветокИ от руки душистый тёплый ток,И все, что так мучительно сбылось?..Какая горечь, жалоба в словахО жизни, безвозвратно прожитой!О прошлое! Я твой целую прах!Баюкай, вечер, и меня в ветвяхИ соловьиною лелей мечтой.Забуду ли в передразлучный деньТебя и вас, озёрные глаза?Я буду всюду с вами, словно тень,Хоть недостоин, знаю, и ременьУ ваших ног, припавши, развязать.1917
«Короткогубой артиллерией…»
Короткогубой артиллериейГубили город. Падал снег.А тучи и шинели серые,Обоз к обозу: на ночлег.Прищуренное (не со страху ли)Окошко проследило, как,Покачиваясь под папахами,Взобрались двое на чердак.Ползло по жёлобу, и в жёлобеЗахлебывалось по трубе,Когда шрапнель взрывалась голубемИ становилась голубей.И наконец ворвались. ЯсноеСиянье скользкого штыка.На грудь калёная, напраснаяНапрашивается рука…
Чехов
А Ялта, а Ялта ночью: Зажжённая ёлка,Неприбранная шкатулка, Эмалевый приз!..Побудьте со мной, Упрямый мальчишка — Креолка:По линиям звёзд гадает О нас кипарис.Он Чехова помнит. В срубленной наголо буркеОбхаживает его особняк — На столбах.Чуть к ордену ленту (…Спектром…), Запустят в окуркиАзот, водород, — Клевать начинает колпак.Ланцетом наносят оспу москиты В предплечье,Чтоб, яд отряхая, Высыпал просом нарзан,В то время, Как птица колоратурой овечьей(…Сопрано…)(Кулик?) – Усните! — По нашим глазам…Побудьте со мной, Явившаяся на раскопкиЗатерянных вилл, Ворот, Городищ И сердец:Не варвары – мы, Тем более мы в гороскопе,Сквозь щель, Обнаружим Тёмной Тавриды багрец.…Горел кипарис в горах. Кипарисово пламя,Кося, Залупил свистящий белок жеребца.Когда, Сторонясь погони, Повисла над ВамиС раздвоенною губой человеко-овца.В спектральном аду Старуха-служанка кричала,Сверкала горгоной, билась: – На помощь! На по…—Не я ли тут, Ялта (Стража у свай, у причала),К моей госпоже – стремглав (…В тартарары…) Тропой!Оружие! Полночь… Обморок, бледный и гулкий, —И Ваша улыбка… Где он, овечий храбрец?Алмазы, рубины В грохнувшей наземь шкатулке,Копытами въехав, Раненый рыл жеребец…Вы склонны не верить, — Выдумка! — Мой археолог,Что был гороскоп: Тавриде и варварам – смерть…А Крым? Кипарис? А звёзды? А клятва креолки,Грозящей в конце Пучком фиолетовых черт?Среди ювелиров, знаю, Не буду и сотым,Но первым согну хребет: К просяному зерну.Здесь каждый булыжник пахнет Смолой, креозотом:Его особняк, пойдёмте, И я озирну.Кидается с лаем в ноги И ластится цуцка.Столбы, телескоп. И нет никого, ни души.Лишь небо в алмазах (…Компас…) Над нашей Аутской:Корабль, за стеклом — Чернильница, карандаши…Не та это, нет (Что с дерева щёлкает), шишка:К зиме отвердеет, Ёлочным став, колобок.Другою и Вы, Креолка, опасный мальчишка,В страницы уткнётесь: С вымыслом жить бок о бок.Когда ж в перегаре Фраунгоферовых линий(Сквозь щель меж хрящами) Тонко зальётся двойник, —Вы самой приятной, Умной Его героинейПроникните в сердце: Лирик к поэту проник.Зима. Маскарад. И в цирке, копытами въехавВ эстраду, Кивает женским эспри буцефал…Алмазная точка, Ус недокрученный: Чехов…Над Ялтой один (…Как памятник…) Заночевал!Зимой и в трамвае Обледенеет креолка:Домой, — Не довольно ль ветреных, радужных клятв?..По компасу вводит Нас — В тридесятое! — Ёлка:Светло от морщин, И в зеркале — Докторский взгляд…
Из цикла «Ущерб»
Улыбнулся древнею улыбкою —Холодна улыбка полумесяца! —И застыл над люлькой ночи зыбкою,Чтоб загрезил тот, кому не грезится.Бледным пеплом поле заморозило,Замело пригорки за провальями,В просини
позеленело озероПод берёзами светло-усталыми.Тени в ужасе успели вырастиДлинными, как повилики, стеблями,И плеснулся воздух тягой сырости.Чьими-то губами чуть колеблемый.На паучьих лапах на прогалинуВыполз лесовик, в ручье полощется…И в ручье болтается оскаленный,Тот, пред кем закоченела рощица…1911
Из цикла «Семнадцатый»
1
Неровный ветер страшен песней,звенящей в дутое стекло.Куда брести, октябрь, тебе с ней,коль небо кровью затекло?Сутулый и подслеповатый,дорогу щупая клюкой,какой зажмёшь ты рану ватой,водой опрыскаешь какой?В шинелях – вши, и в сердце – вера,ухабами раздолблен путь.Не от штыка – от револьверав пути погибнуть: как-нибудь.Но страшен ветер. Он в окошкодудит протяжно и звенит,и, не мигая глазом, кошкаворочает пустой зенит.Очки поправив аккуратнои аккуратно сгладив прядь,вздохнув над тем, что безвозвратноушло, что надо потерять, —ты сажу вдруг стряхнул дремотыс трахомных вывернутых веки (Зингер злится!) – пулемётыиглой застрачивают век.В дыму померкло: «Мира!» – «Хлеба!»Дни распахнулись – два крыла.И Радость радугу в полнеба,как бровь тугую, подняла.Что стало с песней безголосой,звеневшей в мёрзлое стекло?Бубнят грудастые матросы,что весело-развесело:и день и ночь пылает Смольный.Подкатывает броневик,и держит речь с него крамольныйчуть-чуть раскосый большевик…И, старина, под флагом алым —за партией своею – тыидешь с Интернационалом,декретов разнося листы.1918
2
Семнадцатый!Но перепрелиапреля листья с соловьём…Прислушайся: не в октябре лисверлят скрипичные свирелисердца, что пойманы живьём?Перебирает митральеза,чеканя чётки всё быстрей;взлетев, упала Марсельеза, —и, из бетона и железа, —над миром, гимн, греми и рей!Интернационал…Как узко,как тесно сердцу под ребром,когда напружен каждый мускултяжелострунным Октябрём!Горячей кровью жилы-струныпоюти будут петь вовек,пока под радугой Коммунывздымает молот человек.1919
Михаил Кузмин
(1872–1936)
Апулей
Бледное солнце осеннего вечера;Грядки левкоев в саду затворённом;Слышатся флейты в дому, озарённомСолнцем осенним бледного вечера;Первые звёзды мерцают над городом;Песни матросов на улицах тёмных,Двери гостиниц полуотворённых;Звёзды горят над темнеющим городом.Тихо проходят в толпе незаметныеБожьи пророки высот потаённых;Юноши ждут у дверей отворённых,Чтобы пришли толпе незаметные.Пёстрый рассказ глубины опьяняющей,Нежная смерть среди роз отцветающих,Ты – мистагог всех богов единящий,Смерть Антиноя от грусти томящей,Ты и познание, ты и сомнение,Вечно враждующих ты примирение,Нежность улыбки и плач погребальный,Свежее утро и вечер печальный.1902
В старые годы
Подслушанные вздохи о детстве,когда трава была зеленее,солнце казалось ярческвозь тюлевый полог кроватии когда, просыпаясь,слышал ласковый голосворчливой няни;когда в дождливые праздникивместо Летнего садаводили смотреть в галереисраженья, сельские пейзажи и семейные портреты;когда летом уезжали в деревни,где круглолицые девушкиработали на полях, на гумне, в амбарахи качались на качеляхс простою и милой грацией,когда комнаты были тихи,мирны,уютны,одинокие читальщикисидели спиною к окнамв серые, зимние дни,а собака сторожила напротив,смотря умильно,как те, мечтая,откладывали недочитанной книгу;семейные собраньяофицеров, дам и господ,лицеистов в коротких курткахи мальчиков в длинных рубашках,когда сидели на твёрдых диванах,а самовар пел на другом столе;луч солнца из соседней комнатысквозь дверь на вощёном полу;милые, рощи, поля, дома,милые, знакомые, ушедшие лица —очарование прошлых вещей, —вы дороги,как подслушанные вздохи о детстве,когда трава была зеленее,солнце казалось ярческвозь тюлевый полог кровати.Сентябрь 1907
Волны ласковы и мирны,Чуть белеют корабли.Не забыть родимой Смирны,Розовеющей вдали.Отражён звезды восточнойБледный блеск струёй воды,Наступает час урочный,Как спускались мы в сады.И смеялись, и плескались,Пеня плоский водоём;Как встречались, так расстались,Песни пленные поём.Жадный глаз наш еле ловитУж туманные холмы;Что морская глубь готовитВ пене плещущей каймы?Сентябрь 1910
1
К пьесе Евг. Зноско-Боровского «Обращённый принц».