Аксель и Кри в Потустороннем замке
Шрифт:
Он ожидал взрыва бешенства, а возможно, и удара зонтом (и даже потянулся к поясу), но господин с пронзительными зелёными глазами лишь звякнул шпорами и улыбнулся крупнозубой улыбкой:
— О, да мы с характером! Это неплохо… Терпеть не могу варёной говядины и варёных молодых людей… Шутка, шутка, друзья мои! — взревел он (это, видно, означало смех), так что его осёдланная и взнузданная птерокурица шарахнулась в сторону. — Ещё примете меня, чего доброго, за людоеда… А я, между прочим, пока не людоед! — игриво закончил он, подмигивая Кри, которую так и затрясло от испуга и отвращения.
— Кто же вы? — уже не так задиристо, но всё же достаточно вызывающе спросил Аксель. (Кри тем временем потихоньку зашла ему за спину.)
Человечек поклонился, плавно отведя зонт в сторону.
— Да всего-навсего Этвас Безондерес Георг Обадия Вильгельм Фибах, доктор биологии, профессор Стокгольмского и Чикагского университетов, почётный член Берлинской, Лондонской и Копенгагенской академий наук, также скандально известный в Страсбурге и печально знаменитый в Мадриде… ну и, можно сказать, почти изгнанный из всех вышеперечисленных мест, — добавил он со сдавленным смешком и сунул зонтик под мышку. — Ясно?
Аксель только широко раскрыл глаза, услышав весь этот каскад званий и титулов. «А он не пьян?» — пронеслось у мальчика в голове. Менее сдержанная и более любопытная Кри поняла главное — что её не съедят, — и высунула нос у брата из-под локтя.
— Этвас? — переспросила она. — Безондерес? Извините, но… вы, наверное, опять шутите. Таких имён в нашем языке не бывает. Ведь они означают… «Нечто Особенное»!
— Бывает, моя принцесса, ещё и не то бывает! Доживи только до моих лет, и ты ТАКОГО насмотришься в иных симпатичных местах, что поседеешь раньше времени, — пообещал человечек, ласково улыбаясь. — Возьмите хоть семью Фибахов: симпатичное было общество! Да, такое первое и второе имя подошло бы не каждому. Отец дал мне его в полной уверенности, что в мир явилось Нечто Особенное и даже Единственное в своём роде. И я оправдал ожидания… вас что-то беспокоит?
Этот вопрос, заданный самым предупредительным и вкрадчивым тоном, относился теперь уже к Акселю. Ветер усиливался, и мальчик невольно ёжился в своём не особенно тёплом свитере, переминаясь с ноги на ногу. К тому же его мучил страх окончательно застудить Кри.
— Мы… Нам надо домой, — пробормотал Аксель. — До свидания! Идём, Кри…
— Домой? — поднял брови профессор Фибах. — Вы что, живёте в пещерах, как белые гномы? Здесь на много-много миль кругом нет никакого жилья. Я и сам, если бы не мои цыпочки, — и он кивнул на птерокур, которых к этому моменту стало уже почему-то три, — заплутал бы здесь один. Как вы сюда попали?
— Нас украли, — вылезла вперёд Кри, прежде чем Аксель успел открыть рот для осторожного и уклончивого ответа. — В Мюнхене! Вот он… — И она кивнула на пса, который, понурясь, стоял неподвижно и не пытался бежать.
— У-кра-ли?! — немного театрально воскликнул Фибах, потрясая зонтом. — Чудовищно! О, я с ней разберусь, с этой тварью… А нельзя ли чуть подробнее?
Акселю пришлось вкратце изложить то, о чём он предпочёл бы промолчать — по крайней мере, промолчать перед хозяином Шворка и в безлюдном месте.
— Что
Аксель и Кри обрадованно закивали и принялись поправлять рюкзаки у себя за плечами.
— Правда, сейчас нам до Мюнхена не добраться, — озабоченно продолжал Фибах. — Мы заглянем ко мне и там переночуем. А рано поутру вкусно позавтракаем — и в путь! Ясно?
— К вам? Куда это? — насторожился Аксель.
— Господи, да тут рядом! Видите дымок за лесом? То есть, я хотел сказать: рядом, если задействовать моих цыпочек. Что мы сейчас и сделаем…
— Но вы же… вы же говорили, что тут кругом на много миль нет никакого жилья… — пробормотал Аксель, разрываясь между подозрениями и страстным желанием поверить.
— А это и не жильё… — добродушно засмеялся Фибах, делаясь с каждой секундой всё ласковей (словно не он только что грозил Кри зонтом). — Так, охотничий домик. Но очаг, постель и ужин для всех найдутся!
— А там есть телефон? — пискнула Кри. — Я хочу сразу позвонить маме!
— Нет проблем! — сиял профессор. — Как же без телефона? Горы, знаете ли, есть горы… А если обвал, или преступники нападут, или вдруг крыша рухнет? Звони хоть всю ночь, дитя моё! — И добавил: — У меня и телевизор есть.
Вот это он сделал зря! Аксель, уже шагнувший было вперёд, сразу попятился.
— Телевизор? — подозрительно сказал он. — А… а что он показывает?
— Как что?! — завопил профессор, трясясь от смеха. — Нет, вы только послушайте этого юмориста! Новости! Фильмы! Футбол! Любишь футбол? Я — обожаю… Нынче вечером Германия играет с турками! Впрочем, — посерьезнел он, спохватившись, — вы слишком устали сегодня. Не надо телевизора. Да?
— Да, — успокоенно кивнул Аксель. И, оглядевшись, с неприятным чувством заметил, что «цыпочки», вытянув синюшные шеи и хищно сверкая глазками-угольями, оцепили их с Кри плотным кольцом, как бы пресекая пути к бегству.
— Не бойтесь, — поймал его взгляд профессор. — Если не отнимать у них добычу, это самые милые создания на свете. Вы же не будете их обижать?
— Пусть они уйдут… — сказала Кри, прижимаясь к Акселю.
— Невозможно, — с горечью сказал Фибах. — Невозможно, чтобы такое милое дитя, как ты, росло с ненавистью к животным в сердце! А главное, без них нам отсюда не выбраться… Ясно? Вот, прошу вас! — Он щёлкнул пальцами, и на обеих неосёдланных птерокурах из воздуха возникли сёдла, стремена и уздечки.
— Как вы это делаете? — с невольным восхищением спросил Аксель. — Вы — волшебник?
— Не обижай серьёзного учёного вопросами о волшебстве, — осклабился Фибах. — Волшебства не бывает, запомни это, мой мальчик, если не хочешь погубить свою будущую карьеру… Чего мы с вами никогда не видели, того нет и быть не может! Словом, перед тобой — чудеса науки… Ну-с, ветер крепчает, поторопитесь!
— Мы же свалимся… — пробормотал Аксель. — Мы не умеем ездить верхом, профессор! А Кри совсем окоченела…