Аксум
Шрифт:
Допрашивал пленников я в отдельной комнате, дабы не имелось в ней ничьих ушей, делал это лично, без присутствия охраны. Ахмек-тэре после многих вопросов рассказал много интересного, но покушаться на мою жизнь он не посмел, за что я ему мысленно поставил плюс к карме, да и не все нужные вопросы я мог ему задать, пользуясь удобным случаем, то ли дело человек по имени Фобос. Вот его рассказ оказался гораздо интереснее, гораздо.
Выслушав всё, что наговорил Фобос, я глубоко задумался. Хотелось задать ему ещё много вопросов, но и того, что он рассказал, хватило, чтобы голова заболела,
Специально для таких случаев у меня имелось зелье забвения, его я насильно и влил в горло Фобоса. Через пару минут он отключился и вряд ли сможет вспомнить о нашем разговоре. Кстати, лечить я его продолжил, пусть живёт. Такого ценного кадра травить пока рано, главную информацию я получил от него. В последующем я заставлю его рассказать мне всё, что он знает.
— Зачем ты решил меня отравить? — задал я Фобосу вопрос, приступая к допросу.
— Ты слишком опасен.
— Для кого?
— Для всего мира.
— Для всего мира? Я, маленький вождь маленького племени, захвативший самое ничтожное царство в глубинах Африки?!
— Ты слишком много знаешь, и даже то, чего не должен знать по определению. В тебя вселился кто-то чужой. Вот его я и боюсь.
— Ммм, следуя твоей же логике, если в меня вселился кто-то чужой, то бишь, бог с вашего Олимпа, то каким образом ты собирался меня убить? Ты думаешь, что на меня мог подействовать банальный яд?
— Я попытался это сделать, особо не надеясь на успех.
— Глупая попытка, очень. А не хочешь ли ты, старик, сполна расплатиться за неё, а? Я могу сделать так, чтобы ты мучился довольно долго, и испытание Прометея окажется мелочью по сравнению с тем, какое наказание могу придумать я тебе. Прометею каждый день клевал печень орёл, сжирая её, если ты забыл, а за ночь она у него опять вырастала, он же бессмертный! А с утра начинались новые муки, ведь орёл прилетал к нему каждый день. Что-то подобное я могу устроить и тебе. Утром я стану лечить тебя, а на ночь давать яд, который измучит не только твоё тело, но и душу. Я знаю множество зелий, которые отнимают у человека разум. Ты ведь тоже знаешь их, правда? Вот только это не те, которые дарят забвение и радость, совсем наоборот, они подарят тебе не грёзы, а кошмары, и ты будешь плавать в вечном ужасе, пока не сойдёшь с ума, но я тебя вылечу и вновь заставлю мучиться. Как тебе моя идея, хороша? Фобос… И если тебя назвали Фобосом, то я сойду после этого за Деймоса, как ты считаешь?
Грек на что был смугл и стар, не только возрастом, но и кожей, умудрился побледнеть от моего предложения. Он успел заглянуть мне в глаза и, видимо, смог в них прочитать не только угрозы, но и понимание того, что я не угрожаю, а просто констатирую непреложный факт своих умений. Напугало это его гораздо сильнее, чем обещание обычной смерти или физических мук, которыми любят сыпать обычные дикари.
Многие люди умеют терпеть физические мучения, но немногие способны преодолевать душевную боль и психологические истязания, и мы оба это прекрасно знали.
— Ты не посмеешь! —
— Почему, что мне помешает?
— Это за пределами добра и зла!
— А что такое зло и что такое добро? Ты хочешь вступить со мною в диспут, Фобос? Но мы не в Греции, не в амфитеатре выступаем перед лицом многочисленных зрителей. Мы здесь с тобой по-простому, кулуарно, так сказать. Жаль, ты не совсем понимаешь это слово, но я объясню. Это значит, уединённо, в общем, я имел в виду, что меня ничего не сдерживает и сдерживать не может. Учти, это Фобос. После нашего разговора ты всё забудешь, но осадочек у тебя, между тем, останется, поверь мне. В твоих интересах — встать на сторону моего добра, а не своего, и помочь мне создать империю на этой территории. Дальше Африки я не пойду, может, и Египет не смогу захватить, но Куш станет моим, а вместе с ним и всё, что находится к западу от Египта.
— Ты хочешь разгромить финикийцев?
— Да, хочу, возможно, это получится нескоро, но у меня есть на то желание и аргументы, и вообще, после ограбления их сокровищницы в храме Баала у меня стало достаточно ресурсов. Я нашёл в нём много для себя интересного, жаль, что поблизости мало железной руды, меди и олова, чтобы изготовить оружие, но ведь я не тороплюсь, а караванный путь, что идёт сюда, скоро окажется в моих руках. Я много знаю об Африке, гораздо больше, чем все другие, вместе взятые, но знать — это одно, а уметь использовать знания в нужную сторону — совсем другое.
Фобос молчал, не зная, что сказать.
— Ты слишком многого требуешь от меня, я не готов дать тебе ответ, но скажи мне, ты человек или полубог, что служит Деймосу?
— Я служу только себе, и я человек.
— Хотелось бы верить этому.
— Верь, но мы заговорились, прими эту жидкость, она облегчит твою голову, и ты забудешь всё то, что мы обсуждали. Ты мне пока нужен.
— Подожди, как ты сделал так, что у меня развязался язык, и я болтаю без умолку, отвечая подробно на любой твой вопрос?
— Я просто владею медициной и знаю очень много о травах и средствах, влияющих на тело человека и любого животного, а раз знаю, то и применяю. Человеческий организм — открытая книга для меня.
— Ты по-настоящему страшный человек, вождь. Скажи, как твоё настоящее имя?
— Меня когда-то звали Мамбой, и я люблю, когда меня так зовут.
— Мамба? Странное имя, похожее на имя обычного чёрного дикаря.
Тут я не выдержал и рассмеялся, а закончив смеяться, сказал.
— Когда-то давно меня звали Иваном или, если говорить на твоём языке, то Иоанном, но это было так давно, что я уже и забыл про то.
— Иоанн! Я понял, ты не говоришь мне всей правды и ходишь кругами. Твоя душа чернее ночи, а ум острее, чем железный кинжал и такой же чёрный.
— Неважно, вот возьми это и выпей, — протянул я старику деревянную плошку с небольшим количеством остро пахнущей жидкости.
— А если я вылью её?
— То я налью ещё и залью тебе в глотку насильно, но тебе будет больно. А я не люблю без необходимости причинять боль. Я слишком хорошо её знаю, как физическую, так и душевную, и не разбрасываю её, как камни.