Актеон
Шрифт:
Он поклонился ей, нахмурил брови и сделал несколько шагов. Он явно хотел говорить, потому что губы его зашевелились; но слова не сходили с языка… Он еще немного прошелся по комнате, остановился, посмотрел на нее и сказал:
– Вы очень похудели.
– Может быть, - отвечала она.
– Вы больны?
– Нет, я здорова…
Петр Александрии замолчал, открыл одну из книг, перевернул страницу и потом кашлянул.
– А мне нужно объясниться с вами.
– Что вам угодно?..
– Вот видите
Ольга Михайловна грустно посмотрела на мужа и ничего не отвечала.
– И переписку завести, - продолжал Петр Александрыч, - да ведь это что же такое наконец?
– Какую переписку? Она подняла голову.
– А вот…
Он вынул из кармана записку учителя.
– Он к вам пишет записки… Ведь у вас еще, кажется, муж не умер, живой перед вами.
Ольга Михайловна вскочила с дивана.
– Кто ко мне пишет? Какая записка? Покажите.
– Извольте…
Она схватила записку дрожащей рукой и пробежала ее.
Лицо ее вспыхнуло от негодования.
– И вы перехватили эту записку и распечатали ее?
– Нет-с, не я, а маменька.
– Что же вам угодно еще от меня?
– Больше ничего, как только все высказать вам это… Я надеюсь, что вы отвечать ему не будете.
– Нет, буду, - сказала она, смотря ему прямо в глаза.
– Как?.. На что же это похоже? Что вы будете отвечать?
– То, что я хочу проститься с ним, видеть его в последний раз.
– И вы мне, вашему мужу, в глаза признаётесь, что любите другого?
– Да, я люблю его, люблю, - повторила она спокойным и твердым голосом, - только не так, как думаете вы и ваша маменька. Я увижусь и прощусь с ним, хотя бы после этого и клеветы, и оскорбление, и презрение всей вашей губернии обрушились надо мною и подавили меня…
Петр Александрыч посмотрел на жену и подумал: "Да она помешалась!"
В эту минуту вошла горничная.
– Нянюшка, - сказала она, - просит вас к себе, сударыня; ей сделалось очень худо.
Ольга Михайловна вышла из комнаты, оставив своего супруга в страшном раздумье.
– Просто, - ворчал он сквозь зубы, - помешалась!..
Старуха няня была уже больна недели две, и в продолжение всей ее болезни Ольга
Михайловна почти не отходила от ее постели.
– Что же нейдет моя голубушка-то Ольга Михайловна? Послали ль за ней?
– повторяла больная.
Ольга Михайловна неслышными шагами подошла к ней.
–
– Ах, это вы, моя кормилица… Дай мне твою ручку… Плохо, матушка, плохо…
Кажется, мой последний час пришел… Да и то сказать, зажилась, родимая; пора домой…
Пошли, кормилица, за священником, да вели привести ко мне, матушка, Сашеньку-то…
Последний раз посмотреть на него…
Дитя было приведено; вскоре за ним явился и Петр Александрыч.
– Спасибо тебе, кормилец, - сказала ему старуха, - что не забыл меня…
Через минуту она обратилась к Ольге Михайловне.
– Послушай, матушка… ты здесь… Наклонись ко мне… Не препоручай ничего, родимая, Антону, - шептала она, - сохрани тебя бог… и никому из дворни… кроме Петра…
А где же мой Сашенька-то?..
– Вот он, няня.
Ольга Михайловна приподняла своего сына и посадила на кровать к больной.
– Голубчик мой, милое мое дитятко… - говорила старуха, смотря на него.
– Благослови его, благослови его, няня!
– сказала Ольга Михайловна голосом, задушаемым слезами.
Старуха просила, чтобы ее приподняли. В комнате было как в сумерках. Сероватый осенний день едва проходил сквозь окно в комнату умиравшей, и только слабый свет лампады, теплившейся перед двумя образами, стоявшими у ее изголовья, освещал ее морщинистое лицо, исхудавшее от болезни.
– Во имя отца и сына и святаго духа!
– сказала старуха, осеняя дитя своей дрожащей рукой, - будь счастлив, расти, голубчик, отцу и матери на утешение.
Няня поцеловала его и заплакала.
И у Петра Александрыча показались на глазах слезы.
Священник пришел и причастил умирающую. После причастия старуха улыбнулась и как будто с большею живостию посмотрела на всех.
– Поздравьте же меня, - сказала она, - господь сподобил меня, грешную, причаститься святых тайн.
Она несколько минут отдохнула и потом начала говорить, беспрестанно останавливаясь и совсем ослабевшим голосом:
– У меня под кроватью два сундучка стоят да две скриночки… Там вещи, которые я собирала, берегла… разные вещи… Родных у меня никого нет… я была одна, как перст…
Это, матушка Ольга Михайловна, я тебе оставляю… Слышишь?
– Слышу, няня… Благодарю тебя.
– Петенька! подойди же ко мне… Петр Александрыч подошел к няне.
Она собрала все свои силы, крепко ухватила его за голову и начала целовать.
– Исполни просьбу твоей старухи, батюшка, последнюю просьбу… береги жену свою… береги ее, Петенька…
Не давай ее никому в обиду, кормилец… У нее нет здесь ни отца, ни матери… Она на чужой стороне… Она добрая, она все за твоей больной няней ходила… А где ты? ты здесь, моя кормилица… Дай, я тебя перекрещу, - сказала няня Ольге Михайловне.
–