Актриса
Шрифт:
Видимо, видок у меня еще тот, и эсэсовские таможенники шмонают меня, не везу ли я наркотики. («Где деньги, Эльза?!» — перефраз.) Чтобы я уже так хорошо жил, как говорят в Одессе.
При выходе на меня бросается норковая шуба, и я не сразу понимаю, что в ней — Тая.
— А где мои братья?
— Я вас больше не интересую?! Они пьют пиво где-то.
— В семь утра?!
— У вас удивительные братья.
Мы идем с ней по пустынному сонному зданию. Она катит мой чемодан на колесиках. Появляется великолепная пара — Максим и Оскар. Первый — мой неединоутробный брат (его зеленкой травили, но не
Мы обнимаемся, обмениваемся рукопожатиями и целуемся. Стоит запах среднего пива, есть еще большой и маленький, но о «теории пива» потом.
— Я смотрю, вы с утра пораньше, чтобы не опоздать.
— Праздновали Рождество… и Тайка не дала нам в пять уже ложиться, надо было ехать тебя встречать. А в голове…
«Мерседес» мягко скользит по извилистым улицам маленького городка в пригороде. Я еще не был в этой квартире у Оскара, большой, красиво обставленной, со стильными картинами.
Мои братья от бурных впечатлений встречи со мной тут же завалились спать. Хозяйка «борделло», вывезенная галерейщиком из Империи (вместе с картинами), назовем ее Виана, тоже спала. Я не ожидал, что Оскар в силу своего природного хамского воспитания окажет другой прием. (Я уже был ему благодарен, что встретил Таю.) Или предложит завтрак с чаем; поэтому я проигрывал различные варианты в голове, как скорее сорваться в город, который находился в двадцати минутах езды отсюда. Но Оскар спал, а окрестности я не знал. С его, уже сонного, разрешения я надел одну из его дорогих курток, у меня никогда не было с собой подходящей одежды для Европы, актриса взяла свою шубу, и мы вышли из спящей квартиры.
— Алешенька, как вы себя чувствуете?
— Непонятно.
— Что вы имеете в виду?
Накрапывал типичный западноевропейский дождик, дул ветер, небо было покрыто свинцом.
— Венерическое заболевание. И все прочее.
— Алешенька, здесь совсем рядом протекает Рейн, мы можем погулять по берегу, если вы не замерзнете. Вы южный мальчик… Вы нежный мальчик.
Она взяла меня под руку, и моему боку стало тепло. В организме стучало. Три часа ночи (по-американски). Дуновения ветра пробирали до костей, сквозь куртку на меху. Мы вышли на берег. Рейн катился прямо у ног. В него падал дождь и сливался. Не было никаких оград или преград, воды можно было коснуться рукой. И у реки почему-то не так дуло.
— Алешенька, я так скучала по вас. Можно я вас поцелую? — Она прильнула к моей шее. Я стоял неподвижно.
Мы шли вдоль воды.
— Хорошо, скажите мне все плохие слова, которые хотите сказать. Я все равно счастлива вас видеть! И не верю, что мы вместе — здесь, в Европе. Где все есть, и — свобода.
— Вы первая, кто наградил меня вензаболеванием. Я всегда гордился тем, что у меня его никогда не было. Я выбирал. И никогда с грязью, со шлюхами не спал. И там, где, казалось бы, я и подумать не мог, что что-то может быть…
— Алешенька,
— Милая правда.
— Ну, давайте, ударьте меня. Ударьте!
— А от этого станет легче или что-то изменится в мозгу?
— Но я действительно ни с кем не была полтора года. Я никогда не слышала про это заболевание (я долго посмотрел на нее, повернувшись), про этот вирус, как вы его называете. Что вы хотите, чтобы я сделала? Бросилась в Рейн? Я сделаю все, что вы скажете. Но я ни в чем не виновата, я клянусь вам. Неужели вы думаете, я хотела такому прекрасному мальчику доставить такие неприятности.
— Надо не общаться с разной швалью.
— Я с вами абсолютно согласна. Только мы узнаём обо всем гораздо позже.
— Вы выпили все таблетки?
— Да.
— Как вы себя чувствуете?
— Хорошо, как и до того, во время и после.
— «Шутить изволите»?
— Нет, Алешенька, что вы. Я бы на эту тему не осмелилась шутить, когда это касается здоровья моего драгоценного мальчика.
— Это с каких пор вдруг?
— С Лисса.
— А почему там?
— Звезда зажглась.
— Я вам привез таблетки. Двадцать штук.
— А зачем они мне, Алешенька? Я здорова.
— Профилактически. Этот вирус имеет свойство возвращаться — в двадцати пяти процентах. Бактерия сидит в женском бассейне и, когда провоцируется, он возвращается опять.
— А как это провоцируется?
— Вам сейчас показать?
Она улыбнулась:
— С удовольствием. — И прижалась крепче ко мне.
— Я думаю, что добропорядочным, дисциплинированным немцам это вряд ли понравится.
— Кого это волнует?!
— Вот как? — Я посмотрел с удивлением на нее.
— Я шучу, Алешенька, ну что вы такой серьезный!..
— Я не знал, что вы публичная актриса.
— Вы хотите меня обидеть? Не называйте меня так. С вами, в жизни, я никогда не играю.
— А если вы играете, говоря, что не играете?
— Алешенька, вы должны мне верить. Хотя я понимаю, это трудно… после случившегося. Но простите меня…
— Да, такая странная вещь случилась: чистая, честная, образованная девушка из аристократической семьи наградила меня венерическим заболеванием.
Я не мог успокоиться. От мыслей.
Она вдруг опустилась на колени, я едва успел подхватить ее и дернуть вверх.
— Я на коленях буду у вас молить прощения. Только не злитесь на меня. Так… Это очень больно — видеть, как вам больно. — Она обняла мою шею.
Сквозь ворсинки ее шубы я видел стеклянный кораблик, плывущий по реке. Берега великолепно ухожены и до другого — можно взять и доплыть.
— Хотите покататься по Рейну, посмотреть окрестности?
— Вы хотите повторить Лисс… С удовольствием. А где пристань?
Пристань в мире. Где же она…
— Думаю, в городе.
— О, это часа два ходьбы. Всего лишь, можем идти! — И она поцеловала меня в ухо, коснувшись языком.
Теперь плыл большой корабль, и сбоку к нему прилепилась баржа. Я не знал, что Рейн судоходен зимой. Впрочем, я много чего не знал. Хотя и делал противоположный этому вид.
Она повернулась:
— Пойдемте, я вам покажу ниже дорогие дома. У вас же есть дом, вам должно быть интересно.
— Был, трехэтажный… — Я вздохнул. — Но теперь…