Акула пера в СССР
Шрифт:
– Говорили, у вас можно спросить про турки… Ну, джезвы, кофеварки. Медные.
– А-а-а-а! – сапожник расцвел. – А у меня осталось четыре штуки. И чайник! И казанок!
Он из-под прилавка начал доставать все эти чудесные изделия цыганских мастеров и, кажется, двигался в такт залихватской мелодии из граммофона. По крайней мере, когда пластинка кончилась, кончились и экспонаты (товаром их язык назвать не поворачивался). И мне захотелось взять всё!
– Я возьму турку, вот эту… – с широким плоским дном, изящной ручкой, на три чашки кофе, она выглядела как та самая штука, которой мне не
– Я всё могу, – Гаврилица улыбался, принимая деньги за турку. – Но не всегда хочу. Но сейчас – хочу. И придержу. Главное – заходите. Что-нибудь еще?
– Подскажите, где здесь ателье?
– Хо-о-о! Так вы к Моне и Абраше? К ботинкам и костюмчик решили стачать? И тоже по своим эскизам? Обязательно зайду глянуть!
– Значит, заходит ко мне Хаимка-корявщик и спрашивает: «Моня, я ходил по кладбищу и думал, с кем лучше лежать рядом? Может, с Ривкой на холме, там солнечно? Или с Сарочкой, у заборчика, где гладиолусы цветут?»
– И шо, и шо?
– Ну я ему говорю: Хаим, лежать, конечно, лучше с рядом с Фаечкой!
– Погоди, Моня, но Фаечка таки совсем не умерла, она такая молодая красивая женщина, и у нее такой тухес, шо боже мой! Я видел ее глазами еще вчера, когда ходил в редакцию давать объявление, и она была вся живая!
– Во-о-о-от! – поднял палец вверх Моня.
Я не мог сдержать улыбку. Эти двое были очень похожи на евреев из анекдота – оба в очках, жилетках и ермолках. Один – с козлиной бородкой и помоложе, это был Моня, Соломон. Второй – гладко выбритый, но с длинными до плеч седоватыми волосами – Абраша, Абрам.
– Молодой человек, вы зашли ногами в эту дверь и стоите, и смотрите на нас, и не говорите ни слова! Вы таки или немой, или одно из двух, – сказал Моня.
– Э-э-э-э… Да я, собственно, хотел штаны на заказ пошить.
– Ну так шейте! Кто вам мешает?
Ух как с ними было тяжело!
– Я не так выразился. Я хотел сделать вам заказ, чтобы вы пошили мне штаны.
– Ой-вей, ну это другой разговор! Абраша, ты слышал? Он пришел, чтобы заказать бруки, а бруки – это твой профиль, так что пойди и посмотри глазами на этого человека.
– Да не надо на меня смотреть, вы вот сюда посмотрите, – я протянул им эскиз штанов-карго.
– Моня, он хочет штаны с шестью карманами, – поцокал языком Абраша.
– Молодой человек, вы что, заказываете бруки для Шивы?
– Моня, а хто такая Шива? Если она похожа на Фаечку и у нее тухес хотя бы вполовину так же хорош…
– Шива, дорогой Абраша, это индийский шестирукий бог! – поднял палец вверх Моня.
– Не, – сказал Абраша. – Если у него тухес даже лучше, чем у Фаечки, то наверняка у него больше, чем один поц. Вей з мир, если у меня две руки и таки один поц, то у Шивы их должно быть как минимум три!
– И все – необрезанные, – кивнул Моня. – Шива – бог языческий.
– Выходит Шива – гой?
– Товарищи! Товарищи! – взмолился я. – Что насчет штанов?
Они посмотрели на меня как на идиота.
– А чего вы там стоите, как будто статуй? Пойдите сюда, и мы с вас снимем мерку. И скажу вам по секрету, та рубашка и тот лапсердак,
Да что у них не так с этим навозом? Почему они все меня туда посылают?
Все эти ремесленники-мастера были прикреплены к предприятию «Дубровицабыт» – сапожники, портные, парикмахеры, часовщики и прочие, и прочие, и прочие. То есть как бы работали на государство. Но как и в общепите, в сфере услуг существовал огромный простор для приработка. И, конечно, у них имелся выход на отличную материю, импортные пуговицы и запонки, хорошие нитки и тому подобное. Нужно было просто доказать свою платежеспособность.
Заначка Гериных родителей улетела в трубу и заначка Геры – тоже. Она и вправду была спрятана в книгах. Большая советская энциклопедия, издание третье, том седьмой, на той самой странице, где давалось определение слову «деньги». Оригинально! И вполне в духе Германа Викторовича. У него пароль на редакционном компе был «пароль», кота звали Кот, а собаку – Собака. Дай ему волю, он бы дубровицкую газету назвал «Дубровицкая газета».
В общем, я сидел на кухне в наушниках от металлоискателя и проверял его работу. Он исправно пищал, когда в пределах полуметра появлялась консервная банка. Это была настоящая победа, потому что собрать прибор без лишних деталей мне удалось раза с двадцатого. Тяжело быть криворуким гуманитарием!
Бумажка с инструкцией Езерского, где всё было написано на детсадовском уровне, конечно, была извлечена из кармана только после пятой попытки. Но я сделал это! Езерский-старший просил не слишком многого – один процент от найденного. Хитрый, черт! Он потратил только свое время – все детали и инструменты-то были за мой счёт!
Дело было за малым – отправиться на Мохов! И не спалиться, что я знал, куда иду… Нужно было разработать легенду – железную, стопудовую. Такую, чтоб даже если кто-то и поймет, что дело нечисто – ничего не мог доказать. Я ведь планировал по-честному сдать клад государству и получить свои двадцать пять процентов, так что формального повода на меня наехать не будет… А то, что там курганы… Ну, курганы. Ну, так экспедицию надо было организовывать! И организуют, уж я подсуечусь, летняя практика у студентов как раз на носу. И сделаю красивенный материал: и про клад, и про студентов, и про Богомольникова – Археолога с большой буквы. В той, моей, истории он доберется до Мохова только пятнадцать лет спустя после того, как в начале девяностых там уже вовсю поорудуют черные копатели.
В общем, я разобрал металлоискатель на три крупных блока, соединенных между собой только проводочками, запаковал его в чехол для удочек и отправился спать с чувством выполненного долга. Сова-ночник из мыльного камня пялилась на меня со стола с укоризной: с клюва у нее свисала паутина. Я щелкнул выключателем, чтобы не видеть этого душераздирающего зрелища, поклялся себе, что завтра вечером обязательно сделаю уборку, и уснул – без сновидений.
Глава 21, в которой есть рояли