Акула пера в СССР
Шрифт:
Соломин снял фуражку и тяжко вздохнул.
– Скажи честно – там еще что-то есть?
– Ну, как тебе сказать… Ну, не знаю я точно. Но вроде как горшок-другой с гривнами и ювелиркой должны быть. Только нужны саперы.
– ..ять, – сказал Соломин.
Глава 23, в которой кто-то получает подарки, а кто-то по морде
Стельмах сидел прямо в моем кабинете и укоризненно смотрел мне в глаза.
– Мы тут готовим торжественное мероприятие, оформляем ему членство в БООР, идем на нарушение целой пачки нормативных документов… А он
Мне сразу стало как-то стыдно. Действительно, Ян Генрикович как раз был тем человеком, который и помочь бы смог, и болтать бы не стал. А Иванычи – и Бышик, и Пинчук – наверняка разбирались во взрывотехнике. Но как раз эти двое, кажется, с прошлым связи не разрывали, и наверняка скромные люди из мрачного здания на улице Калинина узнали бы о моих находках раньше, чем я успел бы сдать их в милицию.
– И что теперь? Не бывать мне счастливым обладателем охотничьего билета? Не держать мне в руках собственной двустволки? – с искренней тоской в голосе протянул я.
Оружие я любил, что уж тут. Покажите мне мужчину, которому не нравится оружие? Может, где-то они и есть, но я ни в той, ни в этой жизни таких диковинных экземпляров не встречал.
– Во-о-о-от! – широко улыбнулся Стельмах. – Я знал, что ты оценишь. Держи, распишись вот тут, тут и тут, и здесь тоже. И помни – заявление ты подавал вот тут написано какого числа, а комиссию проходил в Гомеле… Ага! Спасибо. Значит, через десять минут – в кабинете у Сергея Игоревича, будем тебя за спасение меня любимого в торжественной обстановке благодарить! Оденься поприличнее, и с лицом надо что-то придумать: будем делать фото!
Фото? Хо-хо! Для фото у меня были сшитые Абрашей и Моней штаны-карго нейтрального песочного цвета, вполне функциональная рубашка, а не модное ныне пузырящееся при любом порыве ветра нечто, которое невозможно аккуратно заправить в брюки. Ну, и боты – куда без них. Гаврилица расстарался, в псевдо-гарсингах я чувствовал себя при ходьбе просто как на диване! Надеть костюм? Можно бы и костюм, но мода должна идти в массы! Знаю я, зачем им фоточки и заметка. Будет Стельмах в «Охоту и охотничье хозяйство» писать, в следующий выпуск, чтобы галочку ему поставили, жирную.
Пришлось сходить к Арине Петровне, чтобы она припудрила мне рожу: мелких царапин на ней было полно, и полумерами было не отделаться, на фото я казался бы то ли рябым, то ли прокаженным. А потом я заявился в кабинет к шефу в полном комплекте обновок, заработал его недовольный взгляд и оттопыренный большой палец от Старикова. А вот присутствие полковника Привалова было сюрпризом – я думал, после темы с кладом их от меня с души воротит.
Но нет. Улыбался и даже руку мне пожал. Ян Генрикович Стельмах прочистил горло и сказал:
– Товарищи! Мы собрались здесь, чтобы в присутствии главного редактора и представителей коллектива любимой газеты всех дубровчан… – он обвел жестом девчат, которые украшали собой скучное мероприятие, выстроившись в рядок у стеночки,
Это был поистине богатый подарок! Получить лицензию на отстрел секача в это время – дело практически невозможное…
– И ждем новых интересных материалов!
Я по-пионерски отсалютовал:
– Всегда готов!
В дело вступил Привалов. Он произнес несколько общих фраз о том, что такими сотрудниками, как Гера Белозор, должна гордиться вся советская пресса, вручил мне грамоту с благодарностями и коробку с ценными подарком. Это был магнитофон, аж целая «Электроника-311 стерео» – мечта любого журналиста. Я уже видел, как плотоядно облизывались на него коллеги, и подумал, что, скорее всего, и оставлю его родной редакции.
А Привалов уже пожимал мне руку, позируя для Старикова. Лапищей своей он сдавил мою ладонь и просипел:
– Я же просил без самодеятельности, Белозор! Ну какого ж хрена? – А в полный голос сказал: – Огромное человеческое спасибо, уверен, что сотрудничество советской милиции с прессой в целом и Дубровицкого РОВД с газетой «Маяк» в частности будет и дальше таким же плодотворным! Спасибо, товарищ Белозор!
Все зааплодировали, я – не очень. Кисть руки болела после рукопожатия полковника. Он, видимо, на самом деле был в ярости. Не знаю уж, из-за чего именно, но скорее всего – его накрутили из-за истории с кладом и Гохраном, или всё еще не решился вопрос с кладбищенским делом… А может, еще что-то, мне неведомое. Гадать было сложно, дерьма на вентилятор я набросил столько, что разгребать предстоит не один месяц.
В общем, мероприятие скомкали, а когда все начали расходиться, шеф буркнул:
– Гера! Останьтесь…
Я остался.
– Вы особенно не отрывайтесь от реальности. Ваши выбрики – это ваше дело, но работа страдать не должна. Или вы намереваетесь теперь проживать свои двадцать пять процентов и жить бездельником и тунеядцем?
– Ни в коей мере! Готов к труду и обороне! – вытянулся в струнку я.
– Уволить бы тебя к черту, Гера, за всю ту ересь, что ты в последний месяц чудишь, но жаль такого полезного сотрудника терять… В общем – бери машину, бери Анатольича – и едешь на очистные сооружения к Драпезе. Там у них новые фильтры ставят, вот и напишешь…
Да уж. Кстати о дерьме и вентиляторах.
Оказалось, Привалов взбеленился из-за активности Волкова. Полковник глупым человеком не был, сложил два и два – поговорил с Гахрамановым и Василием Николаевичем и понял, что из дела с мореным дубом торчат мои уши. А для него как начальника РОВД масштабные водолазные работы на дне излучины Днепра привели к прискорбным последствиям: появлению нескольких «висяков» – с тех самых корчей сняли полдюжины трудноопознаваемых трупов. Вот оно что!