Аквамарин их глаз

В мерцающих всплесках морской воды, этих отражающих друг друга зеркалах, бултыхались зеленые водоросли. Прилив галантно опрокидывал их на песок – самый светлый, который только можно было найти, – облизывал берег и, утягивая за собой песочные крупинки, вновь отступал, оставляя таявшую на глазах белую пенку.

Хуан Альтерего аж рот открыл, засмотревшись на такую красоту – все как на открытках, такое же нежное и воздушное, но движущееся.

Загорелый испанец тут же отругал себя – он совсем позабыл, зачем сюда пришел, хотя раньше, каждое солнечное утро, видел тот же пейзаж, те же волны, те же водоросли, но не обращал на них такого

внимания. Сейчас на пейзаж словно прицепили радиомаячок, сигнал которого мозговая антенна господина Альтерего начала улавливать.

Хуан снова отругал себя – на этот раз, не так сильно, нельзя же самого себя постоянно угнетать, – и неслышно зашагал по мягкому песку, оставляя следы от начищенных кожаных ботинок. Не любил он таскаться по пляжу в шлепках, песок постоянно проникал меж пальцев, начиная скрести кожу и вызывая жуткий зуд, который испанец не то что терпеть не мог, а презирал всеми возможными и невозможными флюидами души, бесконечно шля проклятья в адрес шаловливых песчинок. Но вот кожаные ботинки, особенно, если заправить носки в джинсы, спасали на ура – и не важно, что со стороны это выглядело, как побег из друдома, построенного кутюрье со всего света, чтобы изолировать там самых безвкусных в мире людей.

С учетом того, что испанец приходил на этот пляж каждое погожее утро, ботинки изрядно поистерлись. Хотя и сохранили хищный блеск на солнце, доставшийся им по наследству от предка-крокодила.

Хуан Альтерего был вечным борцом с удачей, которую рано или поздно намеривался уложить на лопатки, выйдя из этого сражения абсолютным победителем. Чего испанец в своей жизни только не перепробовал, чтобы злодейка наконец-то ему улыбнулась: скупал лотерейные билеты тоннами, покупал газировку, сулившую призы за определенное количество собранных пробочек, участвовал в интернет-розыгрышах чего бы то ни было. Продолжая список, можно уткнуться в тугую бесконечность, которую Хуан однажды испытал на себе – понял, что ничего не работает, что удача обходит его стороной, как друнопахнущий овощ на рынке. И Альтерего решился играть в поддавки: раз ты не хочешь идти на приманку, на звук манка, хорошо, и не надо, пускай все решает настоящий, сырой случай, шанс которого еще меньше. Может, на такую мелкую подкормку удача и клюнет. Вообще, Хуан время от времени буквально болел рыбалкой, поэтому часто мыслил немного по-рыбаловски, но это так, для справки.

В общем, теперь Альтерего каждое утро приходил на местный пляж, всматривался в песок, копался в нем, изучал ракушки и все, что выбило на берег, в поисках… какого-нибудь, да клада. Хотя бы колечко века так, ну, XVII, уже значило бы абсолютную капитуляцию удачи и триумф Хуана, а уж найдись что еще поинтереснее… Пляж небольшого городка с каменными домиками, почти не тронутыми временем, не кишел туристами. Один-два, иногда появлялись, проездом, хотя в такую рань на пляж точно не выходили. Конкурентов у Хуана не было, но ему никак не везло – с каждым днем затея казалось все провальное и провальное.

Очередная сверкающая топазово-голубым волна украдкой набежала на берег. Испанец внимательно взглянул на намокший песок, но ничего не разглядел. Устало вздохнув, Альтерего глянул на часы – время было к десяти утра, он торчал тут уже второй час, и ничего. Даже просыпающееся солнце прогрессировало в разы лучше – оно уже горящим блином всплыло над морской гладью, бликая на воде и слепя глаза.

Хуан ударил ботинком о ботинок, чтобы избавиться от налипшего мокрого песка. Взгляд испанца, совершенно случайно, упал на прибрежные камни – возможно, при каком-то другом раскладе обстоятельств, этого бы не случилось

Но здесь

и сейчас взгляд Хуана Альтрего липучкой прицепился к чему-то блестящему меж камней.

Уповая на то, что это древний артефакт, а не битое стекло, занесенное шальными волнами, испанец впопыхах бросился к камням, раскидывая песок под ногами. Подходя вплотную к чему-то блестящему, Хуан даже намочил ноги – но это было не столь важно.

Прежде, чем приблизиться к чему-то, вынесенному на берег, Альтрего долго смотрел на это пятно света, которое слепило, резало глаза своим белым сиянием, впиваясь в самый центр мозга и резонировало там безумной вибрацией, доводящей до состояния какого-то болевого экстаза.

Глаза не выдержали и потребовали Хуана поморгать.

Сопротивляться себе же испанец не мог, поэтому поднял голову, слегка потряс ею и заморгал.

А потом замер.

Расплываясь в желтых пятнах, что оставил на сетчатке отраженный свет, перед Альтрего стоял человек – точнее, что-то намного прекраснее обычного человека. Молча смотря на испанца в упор, на месте неподвижно замер – будто бы при этом светясь – юноша в каких-то чересчур белых, словно сотканных из ангельских крыльев, одеждах. Юноша с чудесным, нежным и мягким лицом, казалось, украденным у самого Дориана Грея: не стареющего, лишенного угловатости, вечно красивого, вечно прекрасного. Он смотрел на испанца голубыми глазами цвета небесного камня, впивался аквамариновым взглядом.

Хуан проморгался. Видение, похоже, вызванное оптической иллюзией, пропало.

Подняв сияющее нечто, Альтрего тяжело вздохнул, наконец-то разглядев, что это и вправду кусочек стекла, только больше, чем обычно – на пляж такие приносило зачастую. Размахнувшись и кинув безделушку куда подальше, Хуан с понурым видом поспешил домой. Желтые пятна все еще мерцали перед глазами, туманя взгляд.

Добравшись, Хуан Альтерего устроил себе внеплановую сиесту, чтобы вернуть потраченный, как оказалось, в пустую сон. Испанец не стал умываться – просто скинул одежду, плюхнулся на кровать и провалился в дрем.

Альтерего даже не посмотрел в зеркало, а стоило бы. Закрытые, уперевшиеся в мягкую подушку, глаза его под веками светились аквамариновым.

Профессор Грецион Психовский наслаждался солнечной ванной на шумном пляже, пытаясь забыть прошедший год, который у него, мягко говоря, выдался не очень. Желтобородый профессор с упоением наслаждался новым, красивым и зеркальным, который шагнуть через порог уже месяц назад, дав пинка предыдущему. И поделом ему! Хоть коллеги – не те, к мнению которых стоит прислушиваться – и твердили Грециону, что год пришел високосный, и то ли еще будет! Психовский этому заявлению верил с трудом, по крайней мере, в той формулировке, в которой тему преподносили. Вот скажи они, что это как-то перекликается с несчастливыми днями-месяцами в календаре майя, профессор еще подискутировал бы.