Аль-Амин и аль-Мамун
Шрифт:
— Великий и мудрый визирь вправе распоряжаться мной, как ему заблагорассудится, — сказал он. — Меня можно отпустить на все четыре стороны или посадить в темницу и даже, если это угодно повелителю, обезглавить, не прибегая к испытанию.
Ибн Махан, почувствовав, что Садун считает недоверие визиря унизительным для себя, почел своим долгом разубедить его:
— Великий визирь не желает тебе плохого. Просто он видел во дворце столько шарлатанов, выдававших себя за прорицателей, что, когда мы рассказали ему о твоих познаниях и учености,
Глава 46. Садун угадывает тайну
Садун раскрыл священную книгу и, перелистывая ее, начал бормотать какие-то непонятные слова. Присутствующие, затаив дыхание, следили за прорицателем, ожидая, что он им сообщит. Наконец он перестал бормотать и обратился к Ибн Махану:
— Я ведь тебе уже раскрыл тайну, о которой не ведала ни одна живая душа?
— Да, это так… — подтвердил начальник тайной службы. — А сегодня мы желаем знать о наших врагах и об их тайных замыслах.
Садун вновь принялся шелестеть страницами. Он читал с таким усердием, что вскоре крупные капли пота начали стекать по лбу, а весь вид его говорил о крайней усталости. Затем он извлек из рукава кусочек ладана, положил его в рот и тщательно разжевал. После этого он жестами показал, что ему требуется сосуд с водой и горящие уголья. Тотчас перед ним поставили небольшую медную жаровню наподобие кадильницы. Вынув изо рта кусочек разжеванной смолы, он бросил его в огонь и стал пристально всматриваться в кубок с водой, поданный ему слугою. Вдруг он отшатнулся, пораженный увиденным, и воскликнул:
— Аль-Мадаин!.. Развалины дворца…
Он снова припал глазами к кубку.
— Кто же там живет?.. — произнес Садун и замолчал, украдкой поглядывая на присутствующих в ожидании, не выдаст ли кто-нибудь себя. По беспокойным движениям Ибн Махана он сразу же понял, что не ошибся. Тогда, сделав вид, что совсем обессилел, Садун отставил в сторону кубок, вынул платок и начал молча вытирать лоб, покрытый испариной.
Первым не выдержал аль-Фадль:
— Что?.. Что случилось в этом дворце?
Ловким движением прорицатель бросил в огонь благовонную смолу и снова устремил свой взгляд на воду в кубке.
— Вижу… Вижу людей… Это бродяги… Они выпрыгивают из лодки… торопятся выйти на берег… врываются в дом…
— Что дальше? — нетерпеливо перебил его аль-Фадль.
— Но никого не находят, мой повелитель, дом пуст!
Лицо аль-Фадля прояснилось, но было видно, что интерес к этому делу в нем еще не остыл.
— Да благословит тебя всевышний за твои старания! — сказал он. — Я как раз ищу человека, который долго скрывался в доме, стоящем неподалеку от дворца Шапура. Ты не знаешь, как его имя?
Садун опустил взгляд и словно оцепенел, силясь вызвать видение вновь. Но вот он очнулся:
— Его зовут Бехзад, он — лекарь из Хорасана.
— Именно его я и разыскиваю! — не мог скрыть
Садун вновь обратился к своей священной книге, долго листал ее, затем воскурил на жаровне ладан и заглянул в кубок. Немного погодя он поставил кубок на пол и хлопнул в ладоши. Все присутствующие при этом обратились в слух.
— Он покинул Багдад на своем скакуне и сейчас уже далеко отсюда, в пустыне, — прорицатель махнул рукой в неопределенном направлении. — Я вижу на нем дорожный плащ.
— Сбежал! — вырвалось у аль-Фадля. — Сбежал, хорасанский дьявол! Но, может быть, тебе виден его слуга?
— Рядом с ним никого нет, — уже в который раз заглянул в кубок Садун.
— А не мог бы ты что-нибудь рассказать нам о его слуге или, скорее, о его товарище?
Еще в Хорасане аль-Фадлю донесли, что Бехзад отправляется по особо важному делу в Багдад в сопровождении какого-то человека. Тотчас в столице получили приказ изловить их обоих, и на розыски были брошены бродяги аль-Хариша. Мы уже знаем, что, благодаря своей хитрости, Сельман проник в планы аль-Фадля и предупредил своего хозяина о грозящей опасности. Теперь, когда у прорицателя осведомились о слуге Бехзада, он невозмутимо изрек:
— Я знаю имя этого слуги, его зовут Сельман!
— Да, ты прав, — подтвердил аль-Фадль, — но где он сейчас?
Этот вопрос застиг прорицателя врасплох, нервная дрожь пробежала по всему его телу. Однако настал час, когда надо было проявить особое хладнокровие и смекалку. Садун мотнул головой один раз вправо, другой — влево, а затем, глядя в кубок, возвестил:
— Он сейчас в Багдаде… в городе аль-Мансура… Но он скрыт от моего взгляда… Густая пелена опустилась между нами… Может быть, в другой раз мне удастся ее приподнять.
— В таком случае потеря Бехзада с лихвой окупится тем, что в Багдаде остался его слуга, — обрадовался аль-Фадль, — это тоже недурная добыча. Правда, я слышал, что этот Сельман что ни день, то меняет платье и предстает в новом обличье.
— По этой-то причине я и не мог увидеть Сельмана, — подхватил прорицатель. — Ну, ничего! Будь он обут в полумесяц, опоясан звездами и увенчан солнцем — не укрыться ему от прорицателя Садуна!
Теперь, как показалось Садуну, выдался удобный момент, чтобы он мог осуществить свое заветное желание: посеять раздор в лагере Аббасидов, и он начал:
— Мой повелитель считает, что бегство Бехзада из столицы безопаснее для нашего государства, чем если бы он продолжал здесь оставаться?
— То, что он ускользнул от нас, спасло его. А как ты считаешь, прорицатель?
Садун некоторое время листал свою книгу.
— Его побег поможет одержать победу одной важной особе в Хорасане, — наконец возвестил он.
Визирь понял, что он имеет в виду аль-Мамуна:
— А какая польза от победы этому человеку, если он за тридевять земель отсюда?