Аламут
Шрифт:
мудрый дух, знающий ум, так не похожий на других женщин,
А твои глаза! Эти прекрасные, сумрачные глаза,
как горные озера, глубокие, не поддающиеся воображению,
которые сверкают под вашими бровями, как мраморные скалы.
Я вижу в них себя и
весь мир! Где
теперь
место
для
Ты - мой Али, Исмаил и Пророк,
Моя тоска, вера, мой Аллах,
Повелитель духа, ума и сердца.
Вы - мой мир, мой рай, мой Аллах.
Когда мой разум, Мириам, видит твое лицо, в
сердце закрадываются странные сомнения.
Действительно ли ты из плоти и крови, как я и другие, подобные мне,
кто думает, чувствует и хочет, как мы, Божьи создания?
Знак под моим сердцем - вот доказательство?
Или ты всего лишь фантом, лишенный плоти и костей, созданный
тайным искусством нашего Мастера?
Если это так, то как мне избавиться от этого обмана,
что я влюблен в воздух, в порыв ветра, в ядовитое дуновение?
Как я смею богохульствовать! Святой человек - обманщик?
Кто может развеять эти тревожные тайны?
О, каким жалким Фархадом я стал, разлученный с
моей дорогой Ширин. Что это за могущественный господин,
который установил границу между мной и ею?
Неужели это Махди, Пророк, а может быть, Аллах?
Неужели, обезумев от любви, я должен высечь ее образ из
камня? Или, обезумев от тоски, всадить
в сердце топор?
Кто дал вам власть, Сайидуна, Впускать
живых в рай?
Может быть, и вы имеете туда доступ?
Вы знакомы с Мириам? (Я дико завидую!)
Возможно, вы обладаете тайным знанием
о таинствах, которые совершали жрецы наших предков, о тех, кого
Пророк изгнал, чтобы они терпели
Адские муки в Демавенде?
Если это правда, то Мириам, мой любимый лунный луч,
будет всего лишь отвратительным варевом из
какой-то
Нет, этого не может быть. Дейвы все еще спят
в горах безмятежным сном. Нужно быть негодяем, чтобы
отрицать сладкую и совершенную истину вашего чуда.
Почему ты не укажешь мне путь, ведущий
к Мириам, о Сайидуна,
Добрый объединитель, жестокий разделитель?
Если для того, чтобы вернуться к
ней, мне
потребуется смерть, скажи только
слово,
и я прыгну с самой высокой скалы.
Моя улыбка будет свидетельствовать о том, как сильно я ее люблю.
Или мне нужно вонзить нож в сердце,
чтобы вечно жить рядом с моей Мириам?
Приказывайте! Может быть, мне нужно прыгнуть через огонь
и присоединиться к дейвам? Только не надо больше ждать,
не надо терзаться разлукой, отделяющей
меня от рая, как Адама!
Верни меня к Мириам! Возьми
меня к ней,
пока жестокая тоска не разорвала мое сердце на две части.
Вечером Хасан вызвал к себе ибн Тахира.
"Крепка ли теперь ваша вера?"
"Так и есть, сайидуна".
"Ты веришь, что я могу открыть для тебя врата в рай, когда захочу?"
"Да, сайидуна".
Они были одни в комнате. Хасан внимательно осматривал ибн Тахира. Как он изменился с того вечера, когда отправил его в сад! Он похудел, щеки впали, глаза глубоко запали. В них светился лихорадочный, тоскливый огонь. Он видел: его машина работала с пугающей надежностью.
"Хочешь ли ты заслужить вечную радость для себя?"
Ибн Тахир задрожал. Он посмотрел на Хасана ярко, умоляюще.
"О, ... Сайидуна!"
Хасан опустил глаза. Он почти чувствовал, как падает его сердце. Теперь он понял, почему ему всегда не хотелось знакомиться с федаинами поближе.
"Я не зря открыл перед вами врата рая. Я хотел, чтобы ваша вера была твердой. Я хотел, чтобы вы всегда знали, что вас ждет, когда вы выполните свое поручение... Знаете ли вы, кто такой аль-Газали?"
"Вы, конечно, имеете в виду суфия, Сайидуна?"
"Да. Тот, кто так подло нападал на нашу веру в книге "О мустансиритах". Больше года назад великий визирь назначил его преподавателем в багдадском университете. Ваше задание - притвориться его студентом. Вот копия его работы "О, дитя!" Она короткая. У вас быстрый ум, и вы сможете прочитать и усвоить его за одну ночь. Приходите ко мне завтра снова. Теперь ты в моем личном распоряжении. Никому ни слова об этом. Ты понял?"
"Я понимаю, сайидуна".