Альбаррасин
Шрифт:
И сейчас, когда возможное будущее превратилось в паршивую реальность, накатила вдруг полнейшая апатия. Что-то делать? А зачем? И действительно — что? Искать остальных? А как? Она даже не знала, кто спасся, и найти их не получится. Во всём многообразии миров вряд ли звёзды встанут так, что подскажут альба путь в единственное место, где они могут выжить. Повезёт, если хотя бы часть из них, по цепочке выходя друг на друга, доберутся сюда.
А потом что? Рассредоточиться по планете? Вернуться в нажитые норы и наведываться сюда, чтобы подышать полезным воздухом, а затем возвращаться к своим странным жизням?
Лерида пуста, альба могут построить себе новый дом. Другой, но почти такой же. Фиг с ней, с многомерностью, всё равно от неё было больше вреда и неразберихи, чем пользы. Пусть нет солнца Альбаррасина, но есть солнце Лериды. И снова — а зачем?
— Зачем всё?..
— В каком смысле всё?
Блэйк вздрогнула, оторвала взгляд от тёмной, бесконечной водной глади.
Спрашивала Нара, и сейчас она хмурилась. А Блэйк даже не заметила, что произнесла фразу вслух.
— В самом прямом. Зачем что-то делать? Чтобы снова всё наладилось и пошло своим чередом? Может, Вейл права, и лучше бы всё закончилось сегодня. Может быть, права Ренна, и таких, как мы, вообще не должно было появляться на свет.
— Та-а-а-ак… — Нара шумно выдохнула. Раздражённо махнула рукой, глядя на Флэя. — Прости, на это у меня сейчас точно нет ни сил, ни времени, ни желания. Когда обретёте смысл вечной жизни снова, и я всё ещё буду вам полезна, дайте знать.
И исчезла.
Флэй подошёл к Блэйк, встал рядом, глядя на неё сверху вниз.
— Она права.
— В чём? — Ей приходилось запрокидывать голову, чтобы видеть его глаза.
— В том, что на это сейчас нет ни сил, ни времени, ни желания.
— На что?
— На истерики и упадок духа.
Блэйк не ответила — нечего было сказать. Спорить, что никакая у неё не истерика? Сообщить, что вот наконец-то она его поняла? Полностью, до конца. Все его слова, сказанные за семьсот лет. Его и Ренны. Все ощущения. Всю безысходность, серость, однообразие и желание прекратить. Нет, она не захотела умереть, но поняла, почему они хотели. Словно увидела мир их глазами, и он ей не понравился.
Блэйк сгребла в ладошку песок, высыпала и снова набрала полную.
— Поднимайся.
— Отстань.
— Поднимайся, Лэй.
— Я устала.
— Я знаю, — Флэй присел на корточки. — Лэй, посмотри на меня.
— Ты не понимаешь.
— Я не понимаю? — он хмыкнул. — Ты правда так думаешь?
Она опять промолчала. Ответ был бы «нет». Если кто-то и мог понять, так это Флэй. Даже Ренна, считая, что главная ценность жизни в её конечности, вряд ли когда-нибудь испытывала что-то подобное. Она не искала смерти, только смертности. Блэйк же сейчас была близка к тому, чтобы по-настоящему начать жалеть, что Нара так удачно выдернула её с Альбаррасина.
— Ты злишься. На меня все злятся. Я…
— Прекращай, — перебил Флэй. — Прекращай, прошу тебя. Вот это всё — не ты, не твоё, ты знаешь.
— Прекращать?! — Блэйк вскочила. Теперь она смотрела на него
— Я люблю тебя, — неожиданно сказал Флэй, заставляя замолчать на вдохе.
— Но… При чём здесь… — она глубоко выдохнула. Шумно. И будто сбросила шелуху. Будто ночь стала светлее. Ответить Блэйк ничего не успела, Флэй уже продолжал:
— Я знал давно, всегда, ты ведь помнишь. Но осознал, что это означает, только теперь. Хоть год, хоть миллион лет. Время перестаёт иметь значение.
— Значит, смысл нашей жизни — в любви?
— Нет. В равновесии, — он встал.
— И в чём же заключается равновесие, от того что мы выжили?
— Не знаю, — Флэй пожал плечами. — Пока не знаю. Но мы живы, а значит, у нас есть возможность выяснить.
— И что потом?..
— Будем думать об этом потом. Лэй, во всём в жизни есть смысл. Но мы часто его путаем с объяснением событий и поступков. С мотивацией, с целью. Ты это сейчас ищешь. А смысл ближе к самоопределению. Подозреваю, мир ещё не раз перевернётся с ног на голову, но мы дойдём до конца, и ты сама всё поймёшь.
— Философствуете? — раздался за спиной голос Ренны. Блэйк оглянулась и совсем не удивилась, увидев рядом с ней Кэйсси.
Глава 26. Спор
Ренна уверенно шагнула вперёд, а Кэйсси осталась стоять там, куда они вдвоём перенеслись, как только после нескольких безуспешных попыток оказаться в замке убедились: Альбаррасин недоступен. С того момента Кэйсси больше не спорила, не возражала, даже не пыталась. Целиком и полностью положилась на Ренну, хотя видела — та растеряна не меньше неё. Может быть, даже больше.
Как относиться к тому, что происходило, Кэйсси не знала. Объяснить не получалось. Испугаться тоже, потому что она не понимала, чего или кого ей бояться. У «врага» не было конкретного лица. Даже имени. В то, что виной всему Нара, Кэйсси упрямо не верила. Прекрасно помнила искреннее недоумение той на поляне, куда Нара притянула из ванной Ренны. И всё, что случилось потом, тоже. Всё это — не игра. Нара не притворялась, совершенно точно была сбита с толку и плохо понимала, что вообще происходит. Не врала, не использовала, не пыталась силой прочитать мысли. Никакой опасности, скрытой или явной, от Нары ни разу не исходило. Но доказательств не было, лишь ощущения, полагаться на которые Ренна не спешила. Пусть и не обвиняла открыто Нару, но просила не торопиться с выводами, подождать, всё взвесить. Явно что-то недоговаривала, намекая на связь между Нарой и Вейл.
Рядом с её знанием и опытом Кэйсси ощущала себя маленькой несмышлёной девчонкой. Это немного злило, совсем чуть-чуть. А вот уверенность в собственной правоте таяла, уступая место неопределённости. Даже абстрактная возможность, что врагом могла быть Нара, всё равно не пугала в отличие от дальнейшей судьбы Ренны. И потому её беспокойство, которое она старательно прятала за обычными ухмылками, невольно передалось и Кэйсси. Пусть ей не нравился Альбаррасин, но у чужой беды мгновенно появилось родное лицо. А это сразу многое меняло.