Альбион
Шрифт:
Но лазутчик, который пытался подкупить Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Регана, умер неожиданной и жёсткой смертью. А несколькими минутами позже Аня уже знала о том, что происходит. Она выпила довольно много пива, поэтому сначала не поняла о чём идёт речь, но сообразив, тут же начала действовать. К концу периода сна на спешно возведённых виселицах уже раскачивались тела семи человек: четверо из них были крестьянами, которых подкупили эллоны, а трое — эллонскими юношами, посланными, чтобы разложить её армию.
На этом
* * *
Они остановились на небольшом клочке земли, со всех сторон окружённом горами; в лагере было всего несколько палаток, и большинство воинов спали под открытым небом. Аня не знала, сколько солдат подкуплены — или, что более важно, сколько из них взяли предложенное богатство и теперь выжидают удобного случая, чтобы предать её.
Казни продолжались весь последующий период бодрствования.
Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Реган был возмущён этими казнями.
Когда-то он видел в Ане любовницу, обладающую сильной жаждой справедливости. Теперь она изменилась: ей ничего не стоило приказать убить человека всего лишь по подозрению. Эта женщина сильно отличалась от той, которую он знал раньше.
Он рассказал об этом Рин.
— Я когда-то тоже любила Аню, — ответила та и больше ничего не сказала.
Везде вокруг лагеря, куда бы он ни пошёл, были виселицы, и его желудок сжимали спазмы при виде мёртвой плоти. Он вернулся в свою палатку и играл на флейте до тех пор, пока видения смерти не перестали маячить перед его мысленным взором.
Затем долгое время он смотрел на свои руки, не понимая, что же, в конце концов, он тут делает.
Аня всё-таки оставалась нужной ему. Он не мог не отметить этого факта. Ему хотелось быть с нею рядом в постели, прижиматься к её телу, чувствовать своим животом её ягодицы, когда они вместе засыпали. Ему хотелось, просыпаясь, целовать её в нос и наблюдать, как она открывает глаза и улыбается. Но он осознавал и то, что теперь не уверен, любит ли её — более того, он подозревал нечто прямо противоположное: он её ненавидел, но ему всё ещё нравилось спать с ней.
С Рин было всё по-другому — она просто давала ему. Правда, случались моменты, когда их чувства были взаимны, но это было крайне редко. Секс с Аней получался взаимным и потому — совершенно другим. Тело Ани воспламеняло его, в то время как тело Рин было, как закадычный друг. И другом оно было не только Регану, но и самой Рин.
Аня безжалостно приказывала казнить людей, вина которых была сомнительна. Рин временами тоже могла быть очень жёсткой, но она никогда сознательно не отправила бы на смерть невиновного.
Он посмотрел на кончики сложенных вместе пальцев рук.
Им управляла любовь или страсть?
Это был трудный вопрос.
Он услышал, как снаружи донёсся ещё один сдавленный крик — на виселице умер ещё
Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Реган ответил на свой вопрос, но ему так хотелось, чтобы это случилось гораздо раньше.
* * *
Джоли старался по возможности быстрее найти то место, где он оставил армию Ани, но когда пришёл туда через несколько периодов бодрствования, обнаружил, что лагеря на прежнем месте не оказалось. За войском остался чёткий след, и он следовал по нему многие километры, переходя с шага на бег и обратно, надеясь, что вскоре нагонит его. Когда с бежал, ругался громко, а когда шёл пешком — лишь бормотал непристойности.
Наконец он потерял след. Перед ним была широкая равнина, покрытая крупной галькой, и здесь совершенно невозможно было понять, в какую сторону они пошли. Он выругался, глядя на эту равнину, и решил следовать в том направлении, в котором шёл два последних периода бодрствования: он сомневался, чтобы армия изменила направление своего движения. Время от времени он поднимал с земли камень и швырял его вдаль, с удовлетворением глядя на облачко пыли, которое он поднимает. Проходя мимо часто встречающихся здесь термитников, он запускал в них руку, а потом с удовольствием поедал шевелящихся насекомых.
Пища была не самой лучшей, но если не считать этого, он чувствовал себя абсолютно счастливым, шагая по выжженной солнцем равнине. Он привык спать редко и мало, поэтому продвигался достаточно быстро. Вокруг никого не было, но он всё же стеснялся справлять нужду в совершенно открытом со всех сторон месте. Почувствовав, что от него изрядно стало вонять потом и испражнениями, он захотел найти какой-нибудь пруд, где мог бы помыться. Он не помнил, чтобы когда-либо прежде его беспокоила личная гигиена.
Прудов не было. И от него воняло нещадно.
Вскоре исчезли и термитники.
Это была более суровая проблема. Он мог стоически выдерживать грязь на своём теле, но голод и жажда — совсем другое дело.
Солнце нещадно пекло его, и он оглянулся вокруг в поисках термитников.
Их не было.
Получалось, что ему ничего не остаётся, как только вернуться назад.
Трудность заключалась в том, что в этой бескрайней пустыне трудно было найти этот «зад». Вполне вероятно, что несколько последних периодов бодрствования он ходил по кругу.
Пожалуй, стоило продолжать идти в том же направлении. Но что это было за направление?
Он снова осмотрелся, но на камнях не было видно его следов. Небо — безоблачное, солнце светит прямо над головой. Куда бы он ни посмотрел, до самого горизонта тянулась каменистая пустыня.
Он слышал когда-то, что можно обмануть свою жажду, положив в рот гладкий камешек. Через несколько километров он с трудом вытащил камень обратно. В этой пустыне не было ничего, чем бы он мог компенсировать воду, отнимаемую у него взбесившимся солнцем.