Альбион
Шрифт:
Если бы Элисс была здесь, она могла бы всё изменить — например, создать оазис.
Но Элисс здесь не было.
Джоли попытался лечь спать и увидеть сон про дождь, но ему не спалось. Через некоторое время он поднялся на ноги и направился в том направлении, которое казалось ему наиболее подходящим.
Через несколько часов он мог думать только о собственной жажде. Всё исчезло из его головы. Высохшие глаза осматривали пустыню в надежде увидеть хоть какой-нибудь источник жидкости — желательно ручей, хотя любое растение или муравейник тоже подошли бы.
Ничего.
Когда он первый раз споткнулся, то
Второй раз он упал более серьёзно, глубоко поранившись в нескольких местах, и некоторое время лежал лицом вниз, визжа, как пойманное в капкан животное. Хотя свет вокруг него был ровный и постоянный, ему казалось, что солнечные лучи идут на него, атака за атакой, то наступая, то отступая вновь.
На этот раз было гораздо труднее подняться на ноги. Как будто какая-то сила пыталась удержать его на земле.
Потом он упал в третий раз.
Лёжа на земле, он умудрился выжить весь следующий период бодрствования. Его разум путешествовал по самым разным местам: то перемещался в воздух, где его лицо обдувал холодный ветер, то находил себя в подземном мире, где правили садисты-демоны, которым доставляло огромное удовольствие мучить его.
К концу периода бодрствования он всё чаще и чаще оказывался в обществе демонов.
С огромной неохотой он позволил душе покинуть своё иссушенное тело.
Он почувствовал, что взлетел высоко в небо. Когда это случилось, он чувствовал себя страшно одиноко, но тут же обнаружил, что вокруг было тепло, как будто он был ещё не родившимся ребёнком. Перед глазами переливались миллионы цветов.
«Кто ты?» — спросили остатки его индивидуальности у той общности, которая взяла его к себе.
«Ветер — ответила она, и голос её, как цунами, заполнил собой всё вокруг. — Добро пожаловать».
Глава шестая. Нерв
Ветер перенёсся на высокие холмы возле Гиоррана и оттуда вызвал Деспота для беседы. Тот хотел было возмутиться такой наглостью: Деспот не привык, чтобы ему кто-то говорил, как ему следует поступать. Однако после того, как несколько крупных строений Эрнестрада были разнесены в пыль, он передумал.
Деспот правил людьми, а Ветер — природными силами, которые властвовали над всем Альбионом и могли запросто уничтожить весь людской род. Хоть это было и тяжело, Деспот заставил себя признать, что существуют силы более могущественные, чем те, которые были в его власти.
Когда Ветер вызвал его, он находился в просторной комнате с одной из своих любимых наложниц. Пол был выложен квадратными плитами из разноцветных камней, отражения которых можно было различить на потолке благодаря яркому свету, струившемуся в незастекленные окна. Наложница была женщиной среднего роста, немного ниже, чем он сам, и происходила из аристократической семьи. Родители отдали дочь на службу Деспоту, чтобы получить от этого определённую выгоду. Они хотели иметь исключительное право продажи чего-то во всём Альбионе. Деспот же хотел иметь как можно больше красивых наложниц, родители были казнены, как только выполнили свои обязательства по контракту. У Деспота не было оснований возмущаться такой системой — она казалась ему совершенно справедливой.
Она думала о том, что жирная грудь была
Деспот оторвал себя от наложницы.
— Уходи! Уходи отсюда! — закричал он. — Я приду к тебе, как обещал, но немного попозже!
Она чувствовала под своим обнажённым телом прохладу ровного каменного пола. Странно, что он казался ей более желанным, чем отчаянно страстные объятия Деспота, в которых она находилась секунду назад. Толстяк же был брошен Ветром из одного угла комнаты в другой, да так, что на его жирном торсе появились синяки. Она ухмылялась, глядя на то, что делал с ним Ветер, и особенно на его хлопающий по животу член, эрекцией которого он так гордился. Он ничем не отличался теперь от любого другого мужчины: правители в минуту опасности ничем не отличаются от крестьян. Одно из его ушей было порвано о каменную стену, и из разрыва текла кровь.
Лёжа на полу, он частично избежал самого страшного гнева Ветра.
Деспот рассказывал ей, что Ветер пытался говорить с ним в прошлый период бодрствования, но он с негодованием отверг это предложение… На самом деле, ещё до разговора с ней он решил уступить Ветру. Но теперь Ветер надумал показать ему свою силу. Деспота продолжало швырять из стороны в сторону по всей комнате, и одна из его рук была уже сломана. Наложница изо всех сил старалась снова не засмеяться, а потом изо всех сил старалась не ругать себя за свой промах. Если Деспот выживет, она сама может оказаться в очень тяжёлом положении.
Прошло достаточно много времени, и Ветер вынес наконец, извивающееся и кричащее тело Деспота через одно из окон и, держа его на весу всю дорогу, бесцеремонно бросил на вершину плато, где давным-давно разговаривал с Надаром.
Наложница, обрадовавшись, что осталась одна, засмеялась и бросилась одеваться, от души надеясь, что Ветер добьёт Деспота, и ей не придётся больше терпеть его домогательства.
Но капризный Ветер вернулся в комнату, когда она уже выходила, и сбросил её с лестницы, да так, что её шея оказалась сломанной в нескольких местах.
* * *
— Аня! — сказал голос.
— Да…
Она всё ещё спала.
— Аня!
Голос стал более настойчивым.
— Ну здесь я, — пробормотала она и повернулась на другой бок, ощущая своей щекой приятную мягкость подушки.
— Я Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Реган. Помнишь меня? — он отчаянно тряс её за плечо, пытаясь разбудить.
Она попробовала лягнуть его и промахнулась.
— Аня!
Сквозь выцветший брезент палатки проникал солнечный свет, и Аня больше не могла убеждать себя в том, что спит. Она прислушалась к его словам и сказала:
— Ну.
Он сел подле неё на постель, и Аня ощутила тяжесть его тела.
— Ты всё ещё думаешь быть лидером армии? — искренне спросил он.
— Конечно, чёрт возьми!
— Похоже, тебе больше не удастся выполнять эту роль.
Остатки сна развеялись, и она села на постели.
— Что ты имеешь в виду?
Она, сузив глаза, взглянула на него. Он надеялся, что до неё ещё не дошла мода казнить тех, кто приносит дурные известия. Одеяло упало с её груди, и, в сочетании с суровым выражением лица, грудь эта казалась девичьей и невинной.